А она тряхнула седыми космами и отвечает: «Ты, Ананий, был деревней и деревней остался. Я женщина хоть и замужняя, но раскрепощенная, а это на политическом языке значит свободная. Мою красоту должны видеть все люди и наслаждаться ею. А ты, как турецкий султан, и сам эту красоту не ценишь, и от людей хочешь спрятать под ста замками».
Уж этого я не вытерпел. Забурлило у меня все в душе. И решил я свою женушку укротить. Схватил ее за волосы одной рукой, чтобы вытянуть по мягкому месту. А жена — фырк к порогу. Меня всего холодом обдало: жена у порога, а у меня в руке целая копна волос. Думаю, что я наделал, собственную жену лишил женской красоты. Как же я теперь с лысой жить буду? Вот горюшко-то.
А она смотрит на меня от порога и так ласково тянет: «Ананий, милый, пошутил, и хватит. Отдай парик. Я ведь за него сто пятьдесят рублей уплатила».
И тут я только понял, что к чему. Швырнул я ей этот злосчастный парик, пошел к куму и с горя так набрался, что потом три дня шатало.
— Ну и после этого бросила она дурью маяться? — смеялся Пронька.
— Какой черт, — безнадежно махнул рукой Ананий. — Совсем отбилась от рук баба.
Алексей встал, затушил окурок, взял литовку.
— Что, братцы, еще до обеда по десятку прокосов пройдем?
Работу закончили с заходом солнца.
После ужина девчата стали помогать тетушке Долгор мыть посуду, парни уселись вокруг костра с надеждой услышать какую-нибудь историю от Анания, Алексей пошел побродить по вечернему лугу. По густой траве он дошел до островка леса и присел под березой на валежину.
Было сумрачно. Над ручьем белой полоской поднимался туман. Невдалеке тутукал козодой. Время от времени доносилось глуховатое жужжанье полевого барашка.
Алексею вспомнился последний вечер перед уходом в армию. Они с Анной переплыли на лодке Онон, ушли в падь и сидели на мягкой траве под леском. Вот так же жужжали полевые барашки. Алексей обнимал Анну, а она шептала: «Я очень буду ждать тебя, Алеша…»
Как это давно было. «Малодушный я человек. А еще мечтал сделать что-то большое. Мужчина… Увидел женщину и голову потерял, как мальчишка. Начинаю новую жизнь…»
Алексей еще долго курил одну папиросу за другой, потом вздремнул часок в балагане, а на рассвете уже шагал в соседнюю бригаду. Он перевалил хребет и стал спускаться в низину. Хотя солнце уже взошло, но под деревьями лежала ночная прохлада. До слуха донеслось еле уловимое журчанье ручья. Он пошел на звук и увидел кедр. Его темно-зеленые ветви начинались почти от земли и чем выше, тем были гуще. Серые мощные корни, вспоров мох, уходили в землю. Между ними кипел родник. Голубоватая струйка воды перекатывалась через корень и маленьким ручейком убегала среди деревьев. Здесь ручеек был робкий, беспомощный, но, спустившись в долину, превращался в грозную реку.