Радио на карантине не работало. В одиночке я провёл четыре дня и ел всё, что дают. Впервые после детского сада я съел манную кашу. Понравилось.
И вот за мной пришли. Я свернул трубочкой хилый матрас, взял «сухпай» и, придерживая спадающие штаны, пошел в мир ЗеКа.
Коридоры, стены, перила, решётки, сетки, стальные двери с прикрытыми глазками. Подвели к одной из них, лицом к стене, лязг засова, глубокий вдох, ни пуха!
И вот ведь я обманулся-то как!
Первое впечатление – попал в малогабаритную уютно-обжитую квартирку. Я ещё не знал, что Лефортово – это другая планета среди СИЗО России. Я ждал чего угодно, но только не телевизора, холодильника, электрочайника и двух гостеприимных сидельцев-ветеранов. «Ого!», только и выдохнул я. Дверь за спиной закрылась.
«Клади матрас сюда. Кофе будешь?» – это были первые слова моего первого соседа в моей первой камере. Олег Скоробогатов, совладелец (по его словам) сети автомагазинов, влетевший за контрабанду и на момент нашей встречи отсидевший почти полтора года. Полтора года! От этого срока я обалдел настолько, что не сразу ответил на его вопрос о кофе.
Но когда я расположился на своей новой кровати по имени шконка и ответил «буду», то последовал ещё более удивительный вопрос:
- Растворимый или заварной?
Я подумал, что надо мной издеваются и ответил вопросом на вопрос:
- А куда я попал? У вас есть кофемашина?
- Это Лефортово. Привыкай…
И я начал привыкать.
Кофе, заваренный в электрочайнике, был на порядок вкуснее того, что я постоянно пил в Кофе-Хаусе на воле. Уже на следующий день после голодного карантина я впервые в жизни ел хамон, по словам Олега, ценой в 500 у.е. за кг. На обед баланда выливалась в туалет, и на столе появлялись салаты из свежих овощей, фрукты, орехи и даже борщ, сделанный на кипятильнике. И это тюрьма? Нет, это Лефортово. "Сухпай" отправился в помойку, а я стал постигать жизнь в ограниченном пространстве среди чужих людей. Мытьё полов по очереди, когда едим – в туалет не ходим, а когда ходим – жгём бумагу и десятки десятков простейших аксиом тюремного бытия.
Сейчас, когда за год я поменял уже двадцать соседей, разных по характерам, социальному положению, вероисповеданию и взглядам на жизнь, первые дни мне видятся куда иначе. Да и об этом Олеге я позже наслушался массу негативных историй - уж слишком много новеньких сидельцев заезжало именно через него. Уж слишком часто и навязчиво этот «контрабандист» впихивал в ошалевшие головы одну и ту же установку: «51-я – это очень плохо», “со следствием лучше сотрудничать”, “вот я не глуплю, а потому скоро выйду”. Не знаю, вышел ли он, но его жена кормила Олега домашней пищей еженедельно. А заодно и следователя.