.
Вскоре на творчество Пушкина обратил внимание один из самых знаменитых деятелей итальянского Рисорджименто, вождь его республиканско-демократического крыла Джузеппе Мадзини, основатель патриотического движения «Молодая Италия». Будущий глава правительства Римской республики написал в 1829 году в том же журнале статью о европейской культуре, где заметил, что новая европейская тенденция ощутима «и в России, стране, вышедшей из варварства», и приводил в пример стихи Пушкина и Козлова[978].
Вскоре в Италии появились первые статьи и рецензии, сопровождаемые и первыми переложениями Пушкина на итальянский. Вальтанколи Монтазио опубликовал серьезный разбор творчества Пушкина, росло число переводов: от Роккеджани и Боччеллы, первооткрывателей пушкинской лирики, до Делатре и Чампи. Антонио Роккиджани выпустил в Неаполе в 1834 году «Кавказский пленник». Эта же поэма в анонимном переводе (его автор указан как toscano, тосканец) появилась на итальянском языке в Одессе в 1837 году. Два года спустя Микеле Санторио публикует в Милане прозаические переводы «Русалки» и «Песни о вещем Олеге», а затем там же, в журнале «Fama» («Слава») напечатан перевод «Пиковой дамы»[979].
Благодаря обстоятельным изысканиям Н.П. Прожогина, итальянских ученых Клаудии Ласорсы и Стефано Гарзонио и других исследователей, мы имеем возможность довольно полно представить себе начальный этап знакомства Италии с пушкинской Музой[980].
В 1835 году маркиз Чезаре Боччелла, тосканский литератор, издал в Пизе отдельной книжкой перевод поэмы И.И. Козлова «Чернец». Затем он выпускает (уже после смерти Пушкина) сборник под названием «Четыре главные поэмы Александра Пушкина, переведенные Чезаре Боччеллой» (1841). В него вошли «Бахчисарайский фонтан», «Кавказский пленник», «Цыганы» и «Братья разбойники». Пушкинские тексты переложены белыми стихами. Обращает на себя внимание парадоксальное отсутствие в сборнике «Евгения Онегина». Его объяснил в предисловии сам переводчик, назвав пушкинский роман в стихах хотя и «неподражаемым и точным», но все же лишь «живописанием нравов провинции, весьма далеких от утонченности нравов больших городов, в глазах обитателей которых первые, часто несправедливо, выглядят столь смешными». По мнению Боччеллы, роман Пушкина, «как и романы Булгарина, вещь сугубо местная, которая никогда не могла бы представить всеобщего интереса для публики, не знакомой с Россией[981]. Думаю, «неистовый Виссарион» с таким отзывом не согласился бы: он-то считал пушкинский шедевр «энциклопедией русской жизни