— Нет, нет и нет! — воскликнула дама. — Я заплачу за нее пять рублей! Пусть эти деньги приблизят исполнение вашей мечты. Как, кстати, Ваше имя?
— Емельян Галанин, бьютифул леди. А кого мне теперь можно будет благодарить в душе?
— Я Патриция Боленс, дочь владельца местной фабрики зеркал. И я, конечно, не имею права на титул леди, так как мой отец вовсе не лорд и даже не дворянин…
— Как я слышал, в Англии теперь слова «леди энд джентльмены» применяют ко всем приличным людям — в том числе не имеющим дворянских титулов…
— Но наш род и к Англии не имеет отношения, так как прадед — выходец из Голландии…
— А-а… Теперь понятно, почему Вы так прекрасны, Патрисия… Голландки — признанные красавицы Европы. Это даже наш царь Петр отметил, когда познавал в Голландии и Англии основы корабельного дела…
— А Вы умеете петь дифирамбы женщинам, Емельян. К тому же красотой и ростом не обижены. Наверно, немало девушек грели на своей груди?
— Ни одной подобной Вам у меня в объятьях не было…
— А хотелось бы объять?
— Очень, Патрисия…
— Хм… Через неделю будет день Ивана Купалы. Вы ведь обычно его празднуете?
— Вы не поверите, но еще не доводилось…
— Вот и мне не доводилось. А хотелось бы в этот раз поучаствовать… Может быть, и Вы к нам наведаетесь?
— Постараюсь прибыть, шери леди.
— Только прийти надо накануне, в день Аграфены, хотя бы к вечеру.
— Спасибо что предупредили, Патрисия.
— Тогда до встречи через неделю, Емельян…
Глядя вслед изящным дамам, Миша стал себе дивиться.
— Ну, по кой черт я распушил перья перед этой Патрисией? Хороша, даже великолепна эта дива, но зачем я надумал ее соблазнять?
— Затем, — оборвал его внутренний голос. — Такова мужская натура: увидел красавицу — соблазни ее! Или ты хочешь уподобиться чахлому интеллигенту в известном анекдоте, который сетовал: есть кого, есть где, есть чем, а зачем?
Тут он спохватился, что напрасно тянет время и, помня о своих недоброжелателях-офенях, перенес себя из укромного места на Макарьевскую ярмарку, оставил в ломбарде короб и пистолет и вышел из игры. Заработок его по сравнению с прежними доходами показался почти смешным. С другой стороны поиметь за три дня двадцать тысяч рублей не так и хило.
Глава девятнадцатая
Ночь, наполненная страстями
В назначенный день Миша обрядился в подобие запорожца: красные атласные шаровары, белая шелковая рубашка, а на ногах вместо чувяк — черные кроссовки. Прихватил он с собой и белый бешмет — на подстилку, если вдруг случится оказия. Подумав, явился на ярмарку, забрал из ломбарда пистолет и сунул его во внутренний карман бешмета. В Кирицы он намеренно явился к закату солнца — надеясь, что Патрисия будет уже близ точки кипения из-за неявки коробейника Емельяна, а то и вовсе уйдет, опасаясь участвовать в прыжковых развлечениях у костра. Хрен он угадал: Патрисия вполне освоилась в кругу селян и, более того, была в центре внимания. Вот один молодец уговорил ее прыгать с ним через костер, и получилось у них вполне лихо. А вот другой парнище подхватил панну на руки и побежал с ней и прыгнул через веселое пламя — сам штаны подпалил, но девичье платье от огня уберег. Таким же макаром веселилась и кузина Патрисии, имя которой Миша не удосужился узнать. «Этак меня совсем ототрут от избраной зазнобы, — насупился Миша. — Надо что-то предпринимать…»