— И что же, — спросил, ухмыляясь Макс, — вы получили вознаграждение?
— Был соблазн, — подмигнула Агата. — Но тут ты прислал мне денежек, и мы решили предварительно с тобой посоветоваться.
— Но вы говорили о полемике…
— «Ле Монд» тотчас обрушилась на «Фигаро» с обвинениями в монтаже фотографий и погоне за мнимыми сенсациями, но «Матен» за нее вступилась, так как один из ее журналистов был на сентябрьских гонках в Земмеринге и видел там случайно полет похожего аппарата! Тотчас все журналисты сообразили, что эти полеты как-то связаны с мото-автогонками и стали строить предположения, что эти летуны — из числа гонщиков!
— Ловкачи! — удивился Макс. — На ходу подметки рвут!
— Не то слово! — возбудился снова Саша. — «Матен» поместила списки гонщиков в Земмеринге и в Гайоне и обвела фамилии тех, кто был и там и там. Осталось всего 18 фамилий, в том числе, конечно, моя. Но тут они себя перехитрили: я ведь не был участником французской автогонки, и меня отнесли в конец списка… Так что нас даже не стали задерживать во Франции, а венским журналистам их полемика, видать «до лампочки» — как ты любишь выражаться…
На другой день все трое явились в палаццо князя Гарраха, в котором «для разнообразия» договорились встречаться три спевшиеся дамочки: Элиза, Каролина и Софи Хотек. Тем более что сам князь Гаррах отбыл по делам в Прагу, а эрцгерцог умчал «поднимать медведя».
— Вир зинд меер геворден! — воскликнула Каролина (что можно перевести как «нашего полку прибыло») — Располагайтесь дорогие гости, тем более так хорошо нам с Элизой знакомые…
— Наследник графа Коловрата мне тоже знаком, — улыбнулась София. — А вот девушку я не припомню, хотя явно видела на каком-нибудь балу…
— Я — Агата фон Ауэршперг, Ваше Высочество.
— Бог мой, как я могла забыть? Вас же мне представляли год назад! Зато я вспомнила скандал, учиненный Вашей матушкой пару месяцев назад, когда Ваш брат явился домой из Парижа без Вас…
— Я устраивала свою жизнь, Ваше Высочество!
— На свой страх и риск? И как, удалось?
— Перед Вами мой жених и отец нашего будущего ребенка.
— Ловко! — выскочило из Каролины. — Вашей маме придется признать статус прэзенс!
— Sed semel insanivimus omnes (Однажды мы все бываем безумны), — качнув в сомнении головой, сказала эрцгерцогиня.
— Насколько я знаю, — включился Максим, — это был абсолютно продуманный ход, который сводит воедино двух уникальных, но очень близких по духу и миропониманию людей. Любой другой вариант брака был бы для них подобен самоубийству.
— Умеет наш драматург сказать и печать поставить, — рассмеялась Элизабет. — «Это хорошо!». Максимус Городецки.