– И наверняка красивых европейских девиц? – Алексей пытался сбить попутчика с толку своей неприветливостью. – С ними осторожными надо быть, не обожгитесь, как я.
– Бог с вами, какие девицы? Меня ждут жена и дочь, зачем же мне другие?
Алексей нервозно хмыкнул и усмехнулся. Вагон громко ухнул и тронулся, обдавая паром перрон. И офицер, и доктор взглянули в окно и принялись вместе разглядывать прохожих: молодые девушки робко опускали головы, слушая речи сопровождающих их тёток в шляпах, украшенных перьями, дети едва поспевали за своими родителями и поправляли на бегу дорогие кепочки, юноши по-видимому, студенты, дымили рядом с более приличными на вид мужчинами, сливающимися в один чёрный круг из-за плотных блестящих цилиндров.
– Вы носите цилиндры? – Алексей обратился к попутчику.
– Носил раньше, лет десять назад, когда был молод. Я, признаюсь, не люблю, когда на голове что-то есть, это мешает мне думать.
– Как по мне, хуже, когда в самой голове ничего нет, и только ветер звонко свище.
– Вы несомненно правы. Так что же, по-вашему, те господа в цилиндрах на самом деле глупцы, что стараются украсить свою голову снаружи, но не внутри? – доктор вновь мягко улыбнулся.
– Прошу меня простить, но сейчас я не имею ни желания, ни возможности так глубоко думать, – офицер сжался на месте.
Он не любил разговорчивых незнакомцев, особенно на улицах и в поездах и кораблях, но дорога домой представлялась долгой, скучной и болезненной, а потому перспектива долгих бесед с семейным доктором, от которого чуть не искрился воздух, перестала представляться ему скверной. Да, он может надоесть ближе к Твери, но до неё ещё ехать и ехать. К тому же, совершенно неизвестно, куда этот доктор едет.
– Кстати, а вы сами-то где сходите? – Алексей поднял взгляд на попутчика.
– В Твери.
Офицер беззвучно засмеялся и закрыл глаза.
– Простите, я вас, наверное, утомлю до своей станции. Я очень люблю разговаривать с людьми, особенно, когда им видимо плохо. Своих больных я тоже прошу беседовать между собой – от этого им становится легче. Вот вам сейчас тоже дурно, хотя вы и не ранены, поэтому я к вам пристану с расспросами. Как вам понравился Петербург?
– Виды красивые, погода отвратительная, – немногословный Алексей с неохотой отвечал попутчику. – Видите – тороплюсь домой.
– Долго ли пробыли? Неделю? Месяц?
– Чуть менее полугода. Задержался, да зря, нужно было уезжать сразу после Рождества.
– Что же вы так категорично? Что-то произошло, от чего вы бежите?
Алексей медленно закипал, но старался держать себя в руках. Он это умел, и не в таких ситуациях. Но сейчас нервы были болезненно раскалены, душа неприятно изнывала, и ему совершенно не хотелось изливать душу первому встречному, пусть и такому приветливому. С другой же стороны, ему ужасно не хотелось обжать этого улыбчивого доктора.