Размышлять на эти привычные темы было приятнее, чем на другие, очень и очень от них далекие.
Из-за запертой двери послышалось легкое поскребывание, словно там кто-то раскачивался на стуле, уперев ноги в стену напротив.
В бытность мальчишкой со сломанной рукой Ривер умел видеть окружающую действительность такой, какая она была на самом деле: в больничных боксах свет концентрировался по углам, а занавески играли роль стен. Уединение там дозволялось редко, а желанные посетители являлись куда реже, чем визитеры иного толка.
Он услышал приближающиеся шаги по коридору. Это шли к нему.
* * *
Слау-башня была погружена в темноту. В Риджентс-Парке, даже когда ничего особенного не происходило, всегда было достаточно народу, чтобы устроить полуночный футбольный матч, с рефери и запасными. Здесь же царило запустение и разило безысходностью. Карабкаясь по убогой лестнице, Мин Харпер подумал, что все тут напоминает фальшивый фасад, прикрытие для какого-то неприглядного бизнеса вроде рассылки порнопродукции по предзаказу; вместе с этой мыслью возникло тягостное ощущение принадлежности предприятию, до которого никому нет никакого дела, где безразличные ко всему работники выполняют никому не нужную работу. В течение последних двух месяцев Мин занимался тем, что анализировал аномалии в зоне платного въезда, вычисляя владельцев автомобилей, зарегистрированных камерами слежения в центре города, которые не только не оплатили сбор, но и отрицали свое пребывание в тот день в платной зоне. И всякий раз неизбежно оказывалось, что единственное, в чем они виноваты, – это человеческая повседневность. Люди навещали любовниц, сбывали контрабандные видеодиски, отвозили украдкой от мужа дочерей на аборт… Было время, когда заключенных заставляли переносить булыжники с одного конца тюремного двора на другой, а затем обратно. Даже в этой работе, возможно, было больше смысла.
Сверху на лестнице что-то шуркнуло.
– Что это?
– Что?
– Не знаю. Какой-то звук.
Они замерли на площадке. Чем бы ни был вызван звук, он больше не повторялся.
Луиза наклонилась к Мину, и он почувствовал запах ее волос.
– Может, мышь?
– У нас водятся мыши?
– Крысы наверняка водятся.
От выпитого гласные стали увесистей, а сибилянты расплывчатей.
Наверху все было по-прежнему тихо. И запах волос Луизы чувствовался по-прежнему близко. Мин кашлянул.
– Может, давай…
– В смысле?
– Я хотел сказать – может, поднимемся?
– Давай. Опускаться-то некуда. Ну то есть…
Хорошо, что на лестнице было темно.
Но когда они начали подниматься по следующему маршу, руки их соприкоснулись в темноте и пьяные пальцы их переплелись; и они начали целоваться; и не просто целоваться, а сцепились в поцелуе, вжались друг в друга, словно оба пытались вдавиться в иное пространство, которым оказалась стена первой попавшейся комнаты – кабинета Лоя.