– На столе.
На столе обнаружились пресс-папье, ладно поместившееся в ладонь, и степлер, годившийся на роль кастета.
– Думаешь, нам следует…
– Я бы, конечно, предпочел вернуться к начатому делу…
– Да, но…
– …но сначала придется разобраться с этим.
А потом можно будет и вернуться. Уж как получится.
Сторонний наблюдатель также заметил бы, что ни по одному из них нельзя сказать, что минуту назад они предавались пьянству или разврату: выдвигаясь на лестничную площадку, оба выглядели как вполне себе трезвые оперативники на задании. Мин снова шел первым, и Луиза пристально следила за его руками в ожидании условного сигнала, посланного в сгущавшееся за спиной безмолвие.
* * *
Приближающиеся шаги принадлежали человеку грузному, который, возможно, спустился на подвальный этаж по ошибке, а на самом деле пришел сюда из-за пошаливающего сердечка или на бандажирование желудка. Хоббс при любой погоде пробегал свои ежедневные семь миль, а мысль о плохой физической форме была сопоставима с медленным самоубийством. Это означало второе место в любом поединке лицом к лицу, чего с Хоббсом пока не случалось ни разу.
Он приготовился к мимолетной встрече с представителем широких масс, на службе у которых, строго говоря, состоял.
Однако это оказался не представитель масс. Вошедший даже не поинтересовался, кто, собственно, Хоббс такой. Словно заранее знал и заранее не придавал этому никакого значения.
– Вот мой совет, – сказал он, – все эти мобильники, чернички-ежевички и прочие прибамбасы в подвалах, как правило, работают хреново.
Хоббс принял защитную окраску госслужащего:
– Я могу вам как-то помочь?
– Что ж, посмотрим, – сказал толстяк и указал на дверь за спиной Хоббса. – Для начала отоприте-ка вот это.
– Вы, вероятно, заплутали, сэр, – сказал Хоббс. – Вам следует пройти в регистратуру, там вам помогут с вашим вопросом.
Толстяк склонил голову набок:
– Знаешь, кто я такой?
Вот же подфартило. Хоббс облизал зубы и приготовился подняться со стула:
– Не имею удовольствия, сэр.
Тот наклонился и проговорил Дэну прямо в ухо:
– Вот и славно.
И сделал движение рукой.
* * *
В темноте лестница казалась круче, чем обычно. Возможно, причиной тому были посиделки в пивной и трехминутные возня и дрожь в коленках, которые за посиделками последовали. Эта мысль, однако, транслировалась из иной области самосознания. И Луиза, только вернувшаяся из пивнушки, и Мин, с расстегнутой ширинкой, – обе эти шкурки оказались сброшенными в тот момент, когда в Слау-башне обнаружилось присутствие постороннего. Теперь они снова стали самими собой – теми, кем были до того, как вихрь событий закружил и выбросил их на порог этого сырого и заплесневелого здания на второстепенных задворках значимости.