- Сережа, это ты?
- Да, - без всякой интонации тихо ответил я.
- Сережа, я от родителей звоню. Я не могу приехать домой. По тому... потому... что, - и она разразилась рыданиями.
- Марина, не обижайся, не переживай. Я завтра к тебе приеду, к вам... - мой голос был блеклым и бесцветным, хотя мне хотелось придать ему окраску нежности и сострадания. Марина рыдала на другом конце телефона. Кто-то выхватил у нее трубку
- Сережа, это Маринин папа. Сережа, ты держись, Сережа. Мы с вами... После того, что случилось...
- Я отсоединился и нажал клавишу "невозможно дозвониться". В дверях кухни сидела Лада. Волчица, В той же позе, как утром. Только на этот раз она ухмылялась. О, как Лада умела ухмыляться! Саркастически, с издевкой, с колким ерничением. "Hу, что? Чья взяла?" - вопрошал ее взгляд
[????]
- А, Ладуся! Hу, проходи, проходи, родная! - проговорил я с издевательским радушием. Волчица дернула ушами и оскалилась.
- Что же ты, располагайся как дома... Сейчас мы с тобой трахнемся, как в былые времена. Жены нет, ребенка - тоже нет... и не будет... Располагайся! Вот хотя бы на столе... Тебе же нравилось это делать на столе, правда?
Лада-волчица еще больше оскалилась, издав утробный, но радостный рык. Сгруппировавшись, согнувшись в пружину, она распрямилась в прыжке и очутилась на столе, сбросив пепельницу. Окурки веером рассыпались по полу
- Вот и ладно... Вот и чудненько... Ты не возражаешь, если я принесу бутылочку грейпфруктового твоего любимого ликера и две маленьких рюмочки. Hе плохо бы расслабиться для начала, а? - весело сказал я и подмигнул вальяжно раскинувшейся на столе Ладе. Точно. Ее поза, Изящное веерообразное лежание на боку.
- Hе возражаешь? - переспросил я, вставая, обходя стол и вы ходя из кухни в спальню. Вслед мне послышался одобрительный рык. В спальне я заглянул за шкаф и вытащил оттуда жесткий черный кейс, в котором находилось подаренное мне на день рождения отцовское ружье, украшенное изящной инкрустацией и золотым орнаментом, но отнюдь не потерявшее своего первоначального назначения. Положив кейс на кровать, я щелкнул блестящими замками и раскрыл его как чемодан. Ружье лежало внутри на красном бархатном ложе в специальном углублении. Рядом в таком же углублении находился кожаный патронташ, до отказа набитый патронами. Быстрыми и уверенными движениями я достал ружье, надломил его, вытащил из патронташа два картонных патрона, вставил их в ствол, сложил ружье и взвел курки.
- Иду, моя радость, уже иду, - сказал я, слыша из кухни нетерпеливое рычание.