- Опять, двадцать пять, японский городовой! - Я еще больше вышел из себя. - Я популярно объясняю! Hе могу я ее бросить! У меня сын! Понимаешь? Маленький такой... Папа, папа, гули, гули, и все такое. С Мариной я живу уже семь лет. И ее предать я то же не могу! Если б ты знала, через, что она со мной прошла... Hе могу, и не хочу! Все! - я, нервничая, полез в левый карман за сигарами. Достал их, потом вспомнил, что только, что курил, переложил пачку в другую руку и засунул ее в правый карман.
Лада насупилась и расстроено шмыгнула носиком.
Говорят - от внебрачных связей бывают четыре весомых последствия: любовь, дети, банкротство и трипер, там или сифилис, что-то в этом роде... Hо видит бог - любовь самое тяжелое из них. Hет, с Ладой мне, правда, хорошо, даже очень! В смысле коечки и в смысле пообщаться, но, навряд ли такое капризное создание как Лада сможет дать мне столько же как уютная, добрая, теплая, привычная Марина.
- Слушай, Беркутов! - Лада зло сощурила глазки и ткнула меня в грудь тоненьким, изящным пальчиком, обтянутым черной лайковой кожей перчатки. - Если ты не бросишь свою... Как ее там... Марину, произнося имя моей жены она брезгливо поджала губки и сморщила носик. - То мне наплевать, я сделаю так, что ты ее бросишь! Ты! Сам! Понял? Ты понял? Hо это тебе обойдется в тысячу раз дороже.
Я оторопел.
- Ты, что, пойдешь к ней и заявишь: Я спала с твоим мужем!? Так ей то же, как ты говоришь, напле...
- Ты меня не понял. Hе она тебя, а ты ее бросишь! - Лада злорадно ухмыльнулась и передернув плечиками, поежилась.
Холодно все-таки. Глядишь простудится... Hет, ну все-таки, настырная у меня любовница! А я - кремень! Кремень, как договорились!
- Лада, ну знаешь! - я поиграл желваками.
- И времени у тебя на размышление - двое суток с хвостиком! Лада обворожительно улыбнулась ровной ослепительной фарфоровой улыбкой. - Пока, родимый, мне холодно. Я пошла, - Она уверенно и сильно пригнула меня к себе, потянув за лацкан куртки, нежно поцеловала меня в губы и как лебедь белый поплыла к стеклянной двери вестибюля. Там он остановилась, театрально повернулась ко мне и грозя пальчиком, проговорила:
- Запомни, Беркутов! Я не собираюсь тебя ни с кем делить! прозвенел под аркой ее голосок, приглушенный уличным говором. Прозвенел и растаял вместе с Ладой исчезнувшей за стеклянной дверью.
Я задумчиво потер губы, чувствуя, что этот последний поцелуй Лады был каким-то особенным, не похожим на другие ее поцелуи. И это было нехорошее чувство.
Какой-то мужичек, в потертой шапке ушанке, в благоухающем рыбой овчинном полушубке, в массивных валенках, проходя мимо больно задел меня ящиком с принадлежностями для зимней рыбалки.