Временный лагерь находился за деревней, на полянке у березового леса. Перед въездом имелся сбитый из трех бревен временный шлагбаум с часовым. Он отдал честь и поднял перекладину, пропуская нас дальше.
Выцветшие солдатские палатки выстроились идеально ровными рядами. Рядом с ними находилось множество гусар. Люди подшивали одежду, чинили сапоги и амуницию, перекладывали вещи, разговаривали, занимались собственными делами. Тут и там дымили маленькие трубки-носогрейки, горело несколько костров. На веревках сушилось бельё. Ближе к лесу кашевары готовили ужин, раздували огонь под несколькими внушительными котлами. На противоположной стороне лагеря виднелись простенькие домики отхожих мест.
В поле у ручья находились временные загоны. Конские головы казались живым и беспокойным морем.
— Но, осади, не балуй, — слышались голоса.
Поглядывая по сторонам, Тельнов проехал лагерь, направляясь к отдельно стоящим офицерским палаткам. Люди откладывали дела, вставали и отдавали честь. На службу солдат призывали с 21 года, и в кавалерии они служили 12 лет. В глаза бросались совсем молоденькие лица, в чем-то простоватые и славные, но встречались и настоящие головорезы — седые, длинноусые, со шрамами, в морщинах, потемневшие от загара. Чувствующий себя вполне уверенно, ротмистр оглядывал подчиненных внимательным и требовательным взглядом.
— Семен, прими! — Тельнов спрыгнул на землю и бросил поводья подбежавшему денщику. Я спешился следом и с удовольствием размял ноги. Следом за своим новым начальником, я прошел к костру, вокруг которого с удобством разместилось четыре человека.
— Знакомьтесь, господа, наш новый товарищ, корнет Соколов Михаил! — громогласно представил меня ротмистр, останавливаясь около компании.
Офицеров в эскадроне оказалось немного. Всего четыре человека, не считая самого ротмистра и меня. Два поручика, Андрей Некрасов и Илья Самохвалов, и два штабс-ротмистра — Модест Кузьмин и Эрнест Аристархович Костенко.
— Рад знакомству. Общество у нас, как видишь, небольшое, но дружное, — заметил двадцативосьмилетний Костенко, пожимая мне руку. По его спокойным манерам чувствовалось, что именно он второй человек в эскадроне после Тельнова.
— Верно, — пробасил Самохвалов.
— Я буду называть тебя Мишелем, — приветливей всех ко мне отнесся Некрасов Андрей. Узнав, что я поступаю под его командование, он сразу и ясно показал, что мы с ним будем делать одно дело, и ничего не мешает нам стать друзьями.
— Присаживайся к столу, Михаил, — пригласил Модест Кузьмин. — Ужин у нас простой, но, как говорится, чем богаты, тем и рады.