— Мне обидно, товарищ Пастиков, за такие слова даже… Не из таких поди, что на чужую постель ходят.
— Я и не о постели, баба… Шевельни мозгами.
Пастиков выдернул из бокового кармана серый лист бумаги и махнул им около прижатых ушей лошади.
— Вот телеграмма из края, Анна… Значит, я еду за старшего разведки на Шайтан-поле… Знаешь какая будоражь пойдет в этом районе!
— Как же артель-то бросаешь? — Анна смотрела на свое отражение в воде и терла красные озябшие руки.
Глядя на нее, Пастиков вспоминал прошлое. До того года, когда Пастикова «забрили», они не знали разных дорог. И уже в окопах около Мазурских озер он получил письмо о замужестве Анны. Тогда впервые солдат Петр Пастиков почувствовал непоправимый провал в своей жизни.
Колесили годы, колесил по земле шалый ветер, и вместе с ним колесил Пастиков без долгих пристанищ. С тех памятных дней Анна, предмет его молодых надежд, появлялась в думах, как грусть об утраченной какой-то части себя, отчего не прибавлялось ни тепла, ни радости.
Пастиков редко вдумывался, почему Анна к нему, раненному вторично в ногу во время борьбы партизан с белыми, ходила за реку с хлебом и перевязывала отекшую ступню. Пастиков знал, что она тяжко несла необласканные дни с пьяницей Тимофеем, и из ей одной понятного упрямства не хотела уходить от него, а с соседями судила колхозные порядки.
— Здесь дело налажено, а должность передаю Соколову, — ответил он.
— Путем-дорога, — тихо уронила Анна. Она пошла на взгорок, вразбег переставляя босые крепкие ноги.
Лошадь мчалась крупной рысью на колхозный двор. Пастиков уже раскаивался, что хвастливо поделился с Анной предстоящей поездкой и радостью, купленной многими бессонными ночами.
— А все-таки донял край, — вслух думал он.
Ему представлялись желтые сосновые постройки и ревущие стада зверья в благодатной вдовствующей долине только охотникам известного Шайтан-поля. Пастиков закрывал глаза и видел новый город, покоящийся в запахах кедровой смолы, громыхающий моторами тракторов и гудками фабричных труб. И все это тонуло в неомраченной зелени первобытных лесов.
Пастиков сдал лошадь конюху и через калитку прошел к конторе. Около выставленных из-под навеса машин копошились люди. «Интеры» пыхтели, как медведи в жару. И когда весть об отъезде облетела двор, колхозники окружили предправления.
— Да неужто покидаешь артель?!
— Не дадим человека… Бумагу надо написать!
— Эх, брат!.. Живое дело бросать, а ехать в чертову дикушу.
— Не загадывайте! — Пастиков подхрамывал и смеялся. — Сам рвался на новые места… Оно и вам плохого не будет… Ну-ко начнем дорогу прорубать или кладь, к примеру, возить…