— Худо будет, — сказал Парабилка.
— Худо будет, — поддержали другие.
— Хорошо будет, — возражал им Додышев.
Он возбужденно и горячо, как тогда, стал убеждать своих одноплеменников.
На припухшем желтоватом лице землемера засохли капли пота, а всегда тщательно причесанные жидкие волосы смотрели из-под форменной фуражки взмокшей шерстью. Это забавляло Самоху.
— Мне полагается рабочий для переноски треноги, — официально заявил Семен Петрович, почувствовав себя в роли мишени для насмешек.
— Раз полагается — дадим. — Пастиков отвернулся и, глядя на Стефанию, поморщился.
* * *
Пастиков задержал ямщиков и вечером вместе со Стефанией и молодыми камасинцами направился в улус. Джебалдок и Чекулак путались в длинных полах новых тужурок и непривычно стучали тяжелыми сапогами, взятыми про запас Севруновым. В новом облачении они походили на подростков, нарядившихся в одежду взрослых. Сзади Самоха вез на лошади два мешка сухарей и сумки с прочей провизией. Медленно катилось за вершину Епифановского белогорья отгулявшее по небу солнце. От потемневшей реки тянуло туманом.
— А ведь ловко стрелять в нас с того берега, — указала Стефания на зубастые зеленогривые скалы.
— Как рябчиков перехлопают, — подтвердил Пастиков.
Додышев загородил им дорогу раскинутыми руками, и его верткие глаза вспыхнули, ресницы трепетали, как крылья стрекозы.
— Здесь банда бродит! — выпалил он.
Пастиков остановился.
— Банда? Кто тебе сказал?
— Вот ребята знают… Алжибай возит запасы под белогорье, у них девка какая-то храбрая есть.
— Утка, наверное, — заметила Стефания. — Почему же ты молчал?
Она столкнула с обрыва камень, он глухо шлепнулся в волны.
— Пожалуй, верно… Глазков здесь укрылся, — в раздумье сказал Пастиков.
Камасинцы встретили гостей на первом холме. Молодежь теснилась, робея, но в ее среду сейчас же влились Чекулак и Додышев. И пока шагали до юрты старшины, студент успел, кажется, рассказать всю историю возникновения советской власти и о вреде родового правления.
Алжибай косым взглядом выдавал свое неудовольствие приходом завоевателей на Шайтан-поле, а шаманка и Аёзя издали звуки, похожие на рычание росомахи. Пастиков догадался, что здесь, около богатой юрты камасинского старшины, заседал только что родовой совет.
— Здорово, соседи! — сказал он, присаживаясь к дымившему костру.
— Садись, — буркнул Алжибай, глянув на Чекулака и Додышева.
Шаманка сердито выколотила трубку, заерзала на подостланном травяннике, и камасинцы сдвинулись, чтобы уступить место пришедшим. Налетевший ветер раздул костер. Вялые комары поднялись до вершины подсоченной сосны, что придерживала один бок юрты.