Мне доводилось слышать и такое. Даже те, кто присутствовал на том злополучном вечере, в один голос утверждали, что видели торжествующую улыбку на моем лице, когда я бросилась к умирающему в тщетной надежде ему помочь.
О гибели третьего мужа я предпочитала не вспоминать вовсе.
- Я прошла обучение на помощника аптекаря лишь в прошлом году, - устало возразила я, но дознаватель оставил мои слова без внимания.
- Со сведениями касательно вашего первого супруга пришлось повозиться. Но кое-что найти, все же, удалось. Желаете послушать об этом?
- Нет, - поспешно ответила я.
- Как пожелаете, - дознаватель равнодушно пожал плечами. - Три убийства или четыре - в вашем случае, не все ли равно. Все они далеки от трагических случайностей, - он сделал ударение на последних словах, - которыми вы, вероятно, хотели бы их представить. Удивительно, что вы не привлекли внимание представителей отдела магического контроля раньше.
Не дав мне вставить ни слова, законник откашлялся и произнес, громко и четко.
- Госпожа Фаринта Ридберг, вы обвиняетесь в убийстве лорда Эдвина Осей, а также в убийстве господина Грэхема Ридберга, господина Лайнуса Честера и почтенного господина Веритаса посредством ментального воздействия. Как вам известно, использование подобного рода магии карается смертной казнью. Вас сожгут на рассвете на ратушной площади.
Огласив приговор, дознаватель повернулся, не дожидаясь моей реакции, и, заложив за спину руки в толстых перчатках, вышел из камеры. Молчаливые охранники последовали за ним. Дверь захлопнулась с громким стуком, и он показался мне похожим на выстрел, пронзивший навылет.
Я обхватила себя руками, силясь унять дрожь. Все кончено. Эдвин, человек, которого я любила, был моей робкой надеждой на счастливую жизнь. Надеждой, которую судьба жестоко и безжалостно отняла, растоптала копытами по каменной мостовой. Я не успела еще в полной мере осознать случившееся, и, вероятно, мне уже не представится такой возможности.
Может, оно и к лучшему.
Городская тюрьма, одно из старейших зданий в городе, была устроена из рук вон плохо. От стен шел промозглый холод, и тонкий шелк платья не согревал озябшего тела. Я видела, как от моего дыхания в воздухе образуется облачко пара. Тепло, казалось, уходило вместе с самой жизнью. У меня не было сил его удерживать.
Я словно бы замерла, застыла, холодная и бледная как восковая кукла. Казалось, все мои чувства, все мое существо сковало ледяной коркой. Такой, бесчувственной и замерзшей, я могла только ждать разрешения, развязки.
Погруженная в себя, я просидела на кровати без движения до самого рассвета, глядя, как постепенно становятся ярче квадраты света, проникающего внутрь через зарешеченное окошко. Часы на площади, где, верно, уже шли приготовления к моей казни, пробили сначала четыре, затем пять раз. Незадолго до шестого удара в камеру вошли уже знакомые мне законники в сопровождении крупной высокой женщины, также одетой в форму дознавателей. Через ее руку было перекинуто грубое серое рубище - тратиться на одежду для тех, кто в скором времени будет сожжен, в судебном управлении считали излишним.