Ее пугает стук в дверь. Сейчас почти ночь. Никто не ходит по чужим домам в столь поздний час, да еще в такую метель.
Сколько она себя помнит, папа всегда ее предупреждал – прежде чем выйти на холод к сараю, – что в такие морозы дети должны сидеть дома.
– Ты гораздо важнее, чем куры, мой маленький kanin. Они выживут в любую стужу. Если их не съедят волки. – Его глаза сверкали. – Зимой волки всегда голодны. Куры – их любимое лакомство. Но знаешь, что они любят больше всего? Даже больше, чем кур.
– Что, папа?
Он улыбнулся:
– Маленьких девочек.
Она взвизгнула, а потом рассмеялась, когда папа «укусил» ее пальцами за шею. Зимой, когда надо было ложиться спать, он всегда укрывал ее несколькими одеялами и укутывал плотно-плотно, чтобы до нее не добрались ни волки, ни стужа.
С тех пор прошло много ночей. Сколько именно – даже не сосчитать.
Папы так часто нет дома, с каждым разом – все дольше и дольше.
Она наблюдает за ним из окна. Каждый день он садится на лошадь и исчезает среди деревьев. Возвращается после заката. Иногда она слышит его шаги на крыльце, когда луна стоит высоко в небе. Он еле-еле стоит на ногах, от него пахнет элем или виски. Бывают ночи, когда он даже не в состоянии войти в дом и до утра спит на крыльце, рискуя замерзнуть.
Каждый день приносит всю ту же печаль. Каждый день он бросает ее одну.
Ей не нравится оставаться одной, но папа не виноват. Ему надо искать маму.
Ему надо искать меня.
Лейда пытается показать ему, что она здесь. Все время рядом, у него перед глазами. Она очень старается выпрыгнуть из того, чем стала теперь, но ничего не меняется. Ничего. Всем своим существом, изо всех сил она хочет стать чашкой, половицей, ложкой. Стать его Лей-ли, обнять его и сказать: Я всегда была здесь. Но все старания напрасны. Что-то переменилось. У нее больше нет волшебства. Как бы усердно она ни молилась – как бы отчаянно ни рвалась прочь, – она застряла накрепко. Неспособная двигаться и дышать – неспособная становиться, – как раньше.
Хорошо, что в ту ночь папа нашел кусок кожи и держал ее крепко, и привез домой, и повесил на окно в спальне. Может быть, он представлял, что мама по-прежнему где-то внутри, что ей надо почувствовать солнечное тепло сквозь оконное стекло. Иногда Лейде чудится мамин голос. Как будто мама ее зовет. Но она знает, что принимает желаемое за действительное. Иногда папа снимает кожу с окна и нежно ласкает ее в руках. Засыпает, прильнув к ней щекой. Она чувствует, как в нее впитываются его слезы. Но чаще всего папа просто глядит на тюленью кожу, висящую на окне, час за часом.