Я снова вздохнул.
— Хватит, — прошипела Деб и кивнула на дальний конец одеревенелой шеренги копов из Майами.
Я покосился в ту сторону. На меня не мигая смотрел сержант Доакс. За все время церемонии он не отвел от меня глаз, даже тогда, когда бросал горсть земли на гроб детектива Лагуэрты. Он выглядел настолько уверенным, что в действительности все не так, как кажется. Наверняка теперь Доакс будет следить за мной, пофыркивая, идти по следу, как пес, каковым он по природе является, чихать над отпечатками моих следов, облаивать и загонять меня за то, что я делал и буду, совершенно естественно, делать дальше.
Я сжал руку сестры, а другой рукой нащупал в кармане прохладный острый край двойного стеклышка — на нем покоилась маленькая сухая капелька крови, которая не уйдет в могилу вместе с Лагуэртой, а останется на моей полке. Это меня успокаивало, и наплевать на сержанта Доакса и на то, что он думает или делает. Какое мне дело? Он не может контролировать себя или свои действия больше, чем кто-то еще. Он придет за мной. В самом деле, что еще ему остается?
Что любой из нас может сделать? Все мы так беспомощны, и в объятиях наших тихих внутренних голосов что мы на самом деле можем сделать?
Мне вправду хотелось, чтобы я смог обронить слезу. Все было так здорово. Таким же прекрасным будет следующее полнолуние, когда я наведаюсь к сержанту Доаксу. И все пойдет так, как раньше, как всегда было под этой прекрасной и яркой луной.
Восхитительной, толстой, музыкальной и красной луной.