После трапезы, когда Анна убирала со стола, ей довелось стать свидетельницей безобразной сцены. Братья, оставшиеся одни в столовой, обсуждали завещание покойной леди Элспет, и разговор вёлся на повышенных тонах. Горничной даже не пришлось напрягать слух, чтобы уяснить для себя суть разногласий. «Ты всегда был неудачником и слабаком, Седрик!» – категоричным тоном заявил Джордж. – «Ума не приложу, с чего ты решил, что сможешь распорядиться капиталом Понглтонов. Ну, или тем, что от него осталось. Имей в виду, я приложу все усилия, чтобы оспорить решение моей матери. Все, кто её знал, были осведомлены о странностях, которые она себе позволяла. Я не премину обсудить это с поверенным, который прибудет завтра для оглашения её последней воли».
Обсуждение завещания заставило Анну превратиться в невидимку. Ни один серебряный прибор не звякнул о поднос, ни одна салфетка не издала шуршания, пока горничная медленно, не делая резких движений, нагружала поднос грязной посудой.
«На этот счёт я не питаю ровно никаких иллюзий, Джордж», – надтреснутый голос Седрика был полон ярости. – «Все знают, что ты ни перед чем не остановишься, чтобы получить своё. Это ведь ты подставил Монти, чтобы его вычеркнули из завещания и всех семейных книг. И именно из-за тебя отец выкинул меня из поместья как шелудивого пса. Ты и представить себе не можешь, что мне пришлось пережить и из какого ада выбираться. Но ты! ты после этого стал любимчиком – примерным сыном, опорой, настоящим Понглтоном! Так что ты мог и не предупреждать: я и так знаю, на что ты способен. Вот только пойдёт ли это на пользу твоей карьере? Не думаю, что, объявив свою мать безумной, ты сможешь рассчитывать на место в палате лордов. Семейные скандалы – штука обоюдоострая».
Точку в их беседе всё же поставил Джордж. Уже выходя из столовой, он обернулся и ровным, устрашающе вежливым тоном произнёс: «Моей семьёй был отец. Только он, а не выродок Монти и не наша с ним общая мать, которая понятия не имела о чести рода и семьи и до самой своей смерти позорила фамилию Понглтон. И уж никак не ты – сирота, приёмыш, принятый в семью из сострадания».
После этих слов Джордж вышел, оставив двери, ведущие в коридор, открытыми, и, несмотря на знойный день, пролетевший мимо сквозняк заставил Анну вздрогнуть. А ещё через мгновение она чуть не уронила тяжёлый, нагруженный посудой поднос – фарфоровый кувшин, запущенный рукой Седрика, разбился вдребезги о каминную решётку, усыпав аккуратную горку угля белоснежными осколками.
***
Напряжённая атмосфера в поместье не укрылась от глаз Оливии. За те несколько дней, что она провела вдали от Мэдлингтона, тут, без сомнения, кипели страсти.