Письмо подруги нешуточно взволновало горничную. Живо представляя себе довольную Мардж в нарядном платье, напропалую флиртующую со столичными франтами, совсем не похожими на неотёсанных деревенских парней, дующих по вечерам пиво в «Розе и короне», Анна Фелпс преисполнилась жгучей обиды на жизнь. Мардж – пухленькую, бойкую, но нисколько не примечательную внешне, если не учитывать на редкость белых и ровных зубов, – она всегда считала простушкой. И где та теперь? В Лондоне, где жизнь для неглупой девушки с головой на плечах полна соблазнительных шансов. А она, Анна, будучи в сто, нет, в тысячу раз сообразительнее и достойнее Мардж, прозябает в услужении, имея всего лишь одно выходное платье, а из развлечений – поход на воскресную ярмарку с веснушчатым сыном мельника, на которого вечно нападает икота.
От такой вопиющей несправедливости на глазах у Анны Фелпс выступили злые колючие слёзы. Горничная шмыгнула носом, сложила листки и попыталась запихнуть их в конверт, однако в нём было что-то ещё. Она потрясла конвертом и из него выпала фотография. Мардж, в своём стремлении сразить заклятую подругу наповал, сфотографировалась с кавалером у входа в Музей Виктории и Альберта. Анна злорадно отметила про себя, что шляпка с широкими и низкими полями подруге категорически не идёт, так как подчёркивает узкий выдающийся подбородок и коротенькую шею. А вот её кавалер… Судя по всему, фотограф застал его врасплох и вынудил резко отступить в тень, что, однако, не слишком спасло положение. Лицо оказалось смазанным, но узнать мужчину всё же было несложно.
Некоторое время Анна сидела молча, прикрыв глаза, без движения. Губы её подрагивали, будто она вела оживлённый внутренний монолог. Наконец, решение было найдено, и в бельевой раздался тихий торжествующий смех. Вернув письмо и фотографию в конверт, а после надёжно спрятав его в кармане фартука, Анна вполголоса промурлыкала: «Ну, выходит, кое-кому придётся раскошелиться!» Она спрыгнула с комода и уже хотела нагнуться за стопкой белья и приступить к своим обязанностям, как двери распахнулись, и в бельевую вошёл дворецкий.
Для должности дворецкого Хигнетт, конечно же, был чересчур молод. Быстрым продвижением по службе он был обязан исключительно добросердечию леди Элспет, которая после гибели мужа избавилась от всех старых слуг и наняла новый штат, включавший его самого, горничную Анну, кухарку миссис Вайсли и двух приходящих садовников.
В прошлом второй лакей (и, надо заметить, не самый расторопный и услужливый), Хигнетт в новой должности буквально расцвёл. Невысокого роста, узкоплечий и нескладный, он за считаные месяцы преобразился в представительного и строгого дворецкого, вышагивающего по Мэдлингтону с уморительной степенностью. Поблажек от него ждать не приходилось, и Анна с замиранием сердца проследила за его взглядом, которым он окинул и её смятый фартук, и стопку постельного белья, валявшуюся на пыльном полу.