Мэдлингтон-Касл в эту ночь сиял огнями. Хигнетт прошёлся по всем коридорам и жилым комнатам и всюду зажёг лампы. Теперь сумрак, которым, казалось, пропитался старый замок, отступил, сжался и растёкся кляксами по углам, затаился в складках пыльных портьер. Скульптурные изображения почивших Понглтонов, установленные в стенных нишах, провожали Оливию незрячими взглядами, и она была уверена, что слышит, как они перешёптываются за её спиной, недовольные тем, что их покой потревожили чужаки.
Войдя в свою комнату, Оливия первым делом проверила тайник – тетрадь была на месте как и прежде, и прикреплённая в уголке прозрачная нить, выдернутая из кисейной занавески, позволяла надеяться, что её записей не касалась чужая рука. Она внимательно просмотрела все свои схемы (для стороннего наблюдателя выглядевшие совершеннейшей чепухой, но на деле весьма содержательные) и, воспользовавшись карандашом, аккуратно внесла кое-какие поправки.
В дверь требовательно постучали, и Оливия торопливо захлопнула тетрадь и убрала её на прежнее место – внутрь диванной подушки в гобеленовом чехле. Уголок тетради из формованного картона немного выпирал, и она ладонью вдавила его поглубже в рыхлую подушечную мякоть. Мгновение поразмышляла и столкнула подушку с кровати, и та улеглась в углу, почти невидимая за пышными оборками покрывала.
– Войдите, – настороженно произнесла она.
В комнату к ней влетела фальшивая баронесса и, закрыв за собой дверь, прижалась к ней спиной, как если бы опасалась преследования.
– Кошмарная женщина, ненавижу её! Просто… Просто сколопендра какая-то! – Имоджен Прайс в сердцах сорвала с себя лёгкую узорчатую накидку и бросила её на стул. Проверив ещё раз, заперта ли дверь, она обессиленно опустилась в кресло напротив трюмо и по привычке бросила на себя оценивающий взгляд. – Господь да простит мне мои слова, но призраку Айрин следовало умертвить именно её, а не леди Элспет, никому не сделавшую вреда! Я долго слушала её речи, но всякому терпению положен свой предел! – эту фразу Имоджен произнесла на два тона ниже и громче, чем следовало, из чего Оливия сделала вывод, что это перефразированная цитата из какой-то пьесы, в которой той довелось играть. – Боюсь, я несколько вышла из роли баронессы, – вздохнула она и, расшнуровав туфельки, уютно устроилась в кресле, подогнув ноги. – Я просто не выдержала! Когда я заявила Виктории прямо в лицо, что вся эта теория происхождения рас – первостатейная чушь, она так на меня вытаращилась, будто я у неё на глазах застрелила лису[18]. А потом принялась отчитывать меня, как какую-нибудь горничную. И всё это шёпотом, чтобы не разбудить Бернадетту! В суфлёры, кстати, Викторию бы никто не взял. Дикция у неё ни к чёрту. Ну или она так сильно обозлилась на меня, что половину слов не могла толком выговорить. Ей-богу, шипела на меня как взбесившаяся змея. Яд так и брызгал во все стороны, – с нажимом произнесла она, раздосадованная тем, что Оливия не торопится выражать сочувствие.