— Милостивые государи! Мы живем в суровое время. Сегодня, как никогда, справедливо звучит древняя мудрость: «хочешь мира — готовься к войне»! Трактуя о мире с Портой Оттоманской, вижу лишь единственный способ удержать сих неприятелей от вероломства: обладание превосходящей военной силой, готовой к немедленному ответу. Ну, это если не принимать в расчет эвентуальное принятие магометанства или платеж дани султану.
Председательствующий вице-канцлер усмехнулся скептически:
— Ты, Александр Иванович, слишком высоко мыслишь о турках: теперь не времена Сулеймана Магнифика.
— Скоро сам убедишься, Алексей Петрович: не далее, как будущей весною, у нас начнутся стычки на крымских границах.
— Невзирая на персиян?
— Невзирая. Если угодно, готов изъяснить высокому собранию ведущие к сему причины.
— Изволь, Александр Иванович!
— При составлении артикулов прелиминарного мира с Портой, никто не спрашивал мнения ногаев, населявших степь до самого Днепра. Перекопская линия, спору нет, удобна. Для нас удобна: оборонять ее легко. А бродячим народцам сия линия — все равно, что пика в брюхо! С минованием трехлетнего срока по договору, и последующим закрытием границы, они утратили большую часть летних пастбищ, что обрекло их на падеж скота, голод и мор.
— Ну, и поделом! — Не стерпел кто-то из министров. — Пусть получают по заслугам!
— Так дело совсем не в том, по заслугам или нет. Нам важно, чем они ответят. Вот, смотрите: нынешнее положение для них гибельно. Прошлый год в Крыму свирепствовали междоусобицы, шла беспрестанная драка за выпасы. Весною будет еще хуже. На полуострове пастбища настолько избиты и вытоптаны, что почти обратились в пустыню. Атаковать наши форпосты ногаи станут просто от голода и безысходности, даже вопреки желанию хана. При этом Селямет Гирей, по единоверию, не может их оставить без подмоги, и султан Махмуд — тоже не может. Иначе сим государям угрожает бунт подданных, по наущению магометанского духовенства. И без того раздражение противу русских в турецком народе чрезвычайное. Бродячие дервиши кричат на каждом углу о насильном крещении татар в Казанской губернии, о расправе с башкирцами…
— Башкирцы — бунтовщики! Что же их, миловать?!
— Казнить, несомненно. Только и в этом — умеренно поступать. Еще когда я гостил у Бонневаля, весь Константинополь был взбудоражен вестью о сожжении у нас живьем каких-то новокрещенов, обратившихся вспять к магометовой вере. Я думал, турки сие выдумали, дабы придать свирепости своим войскам… Нет, оказалось! Ну, да ладно. Вернемся к нашим ногаям. Ныне у них имеются две партии. Одна ратует за священную войну для возврата себе Дикого Поля. Другая мирная: хочет бить челом государыне российской, чтобы смиловалась и пустила их на старые пастбища, которые все равно пустуют. Желатели войны — сильней намного. Хан их остановить не в силах. Если даже захочет, в чем весьма и весьма сомневаюсь — не посмеет, под страхом потери трона. Власть ханская сейчас в Крыму не тверже, чем королевская в Речи Посполитой. Будет приноровляться к обстоятельствам. Благо, если сам не пойдет.