— А это откуда? — Кир только глаза протер.
— Я бы сказал тебе «от верблюда», но, боюсь, Катька обидится! — Степан развлекался. — Мне вот ещё интересно, что Кот скажет! Он-то Кот, а это какая-то незнакомая псина!
— Слушай, ты можешь мне сделать одолжение? — Катерина мрачно сверкнула глазами. Она сидела на полу и держала миску, чтобы псу было удобнее лакать.
— Запросто! Чего изволите? Помыть его? Подстричь, причесать? — Степана понесло.
— Просто заткнуться! Хотя бы минут на двадцать! — Катерине было жалко бедолагу до слез. Ребра можно было пересчитать, даже под густой шерстью! Хребет выступал как Уральские горы. Лапы до крови стерты ледяным крошевом. На шее кровавый след от цепи. Видны полузажившие раны и более старые шрамы. И ест пес так, словно давно забыл, что это такое, еда! А тут это юморист развлекается!
— Ладно, не злись. Мне его тоже жалко. Только всех-то не спасешь. — Степан глубокомысленно повторял замечательную формулу людей, заботливо отводящих глаза от таких же бедолаг в их мире, а то ведь чего доброго и расстроиться самому можно!
— Всех нет! Только это не означает, что не надо никому помогать. И вообще, отвали! — Катерина даже не ожидала, что так разозлится.
— Всё, всё! Мир! Не злись! — Степан поднял руки, показывая, что сдается. Покосился на молчавшего Кира. Если бы не этот… Он, Степан, хорошо помнил, что Катька его самого тоже пожалела, и помогала, прогоняя от него его ужас в его кошмарах! Только при Кире так не скажешь. — Помочь может чем?
— Да нет, я справлюсь. Вы идите, отдыхайте. — Катерина всегда быстро отходила, ссоры не любила, а тут ещё и занята была.
В горнице было темно и тихо. Чуть потрескивали дрова в печи, громко пел сверчок, его Дуб любил и подкармливал. Пес лежал на мягких одеялах и боялся закрыть глаза. Если их закрыть, то можно ведь опять проснуться там, на заснеженной дороге, с такой безнадежной тоской и одиночеством, что и думать страшно! Это всё ведь не может быть правдой! Тепло, еда, безопасность, а главное, голос и слова, которые его вытянули с его последнего края, руки, которые его гладили, перебирали шерсть, смазывали раны. Пёс держался из последних сил, несколько раз глаза почти закрылись, но он упорно стряхивал сон, пока не услышал:
— Не бойся, спи! Я тут рядом, никуда не денусь. Всё уже закончилось, и тебя не обидят. Ты нам нужен, я тебя не выгоню и не выкину!
Пёс уснул мгновенно. Просто провалился в теплую темноту, где не было ни снов, ни памяти, просто счастливая безмятежность.
— Кать, ты что, тут всю ночь просидишь, что ли? — Кир на цыпочках крался к печке.