– Забирайте, – страдальчески поморщился парень. – Видеть их не могу, кровь мерещится.
– Ништо, отчитаем, очистим и на такое дело пустим, чтобы у каждого хорошая жизнь была! Ты как, согласный?
Андрей облегченно кивнул.
В бауле лежали пачки четвертных билетов, но была пачка пятидесятирублевок и несколько пачек десяток, а также пятерки и трешки. Когда пересчитали – ахнули. Триста шестьдесят две тысячи рублей
* * *
Дом удалось найти не сразу, посмотрели мы четыре или пять. Теперь, когда денег было реально много, надо было брать «на вырост», под будущую организацию. А показывали нам либо очень маленькие, либо очень большие дома. Мы было отчаялись, но Никодим вычитал в газете о распродаже винного склада с лавкой и потащил смотреть. Я было засомневался – продают-то не дом, но Стольников убедил меня, в конце концов, кто из нас здешнюю коммерцию лучше знает?
Здание понравился сразу – три этажа, с большущей винной лавкой на первом и здоровенным подвалом под бочки. Вход в лавку, вход в подвал, вход в контору, вход в квартиры – чисто лабиринт. А, еще черный ход! Вот и хорошо, вместо лавки сделаем зал для собраний, а в подвал… а типографию поставим. Надо же нам печатать воззвания, да прокламации. Может и собственную газету…
На собственный двор, выходили торцовые стены двух соседних зданий, в промежутках – крепкий забор высотой метра три. Две калитки, обитые железом, здоровенные висячие замки. Каретный сарай, конюшня – битюгов и повозки уже продали. Дровяной склад.
– Что скажешь, Григорий Ефимович?
– Пойдет.
И капитан ринулся в бой. Хозяину было уже крепко за семьдесят, сыновей не случилось, зятьям бизнес передавать не хотел наотрез, а сам уже не тянул. И надумал все распродать, уехать в родную деревню под Архангельском, а дом сдавать.
– Так Василий Михайлович, этож сколько возни будет! – вился вокруг Стольников. – Смотри, чини, деньги с нанимателей собирай.
– На то управляющий будет, – ответствовал старец, но к доводам капитана прислушивался.
– Э, управляющие дело такое, без хозяйского пригляду блудить начинают, больше не об деле, а о своем кармане думают. Ей-ей, одна морока выйдет. Вот если б вы в Питере остались – другое дело, свой глазок – свой смотрок.
И уломал. Дед подумал, почесал в затылке, припомнил всякие случаи из своей долгой жизни и буквально хватил шапкой оземь.
И начал торговаться. С жаром, страстью, с артистизмом. Впрочем, Никодим ничуть не уступал и я, как завороженный, смотрел на это представление истинных мастеров торга. Они сходились, почти били по рукам, расходились, выискивали умопомрачительные резоны поднять или сбить цену, взывали к совести друг друга, к Богу и, похоже, сами наслаждались этим спектаклем.