— И вот что еще интересно. Я уж вам по памяти накидаю, а вы мне скажите, что думаете: когда я приехал искать Юлию вашу, у вас вместо носа была расквашенная слива. Вы еще с кровати тогда упали, помните? Теперь приезжаю по делу удавившейся, а вы в бинтах в лазарете, и все свидетельствуют, что вы превратили лицо покойной в отбивную! С чего вдруг такие совпадения?
У меня внутри — клубок ядовитых змей. Они ползают, переплетаясь, царапая нутро чешуйками.
— Я не вижу совпадений, пан следователь.
— Не видите, — переспросил он страшным голосом и приблизил ко мне покрасневшее лицо. Пахнуло тяжелой горечью табака. — Не видите или не хотите видеть, панна Тернопольская?
— Кажется, я должна вмешаться, — вскинулась мать. — Вы пытаетесь запугать Магду, вы обвиняете ее во лжи и вы оскорбляете память ее героического отца!
Меня дернуло, как от оплеухи. Отца моего вспомнила! Именем его прикрылась. Гадина.
— Я чту память павших воинов, — напыжился следователь. — Но героизм отцов на детей не распространяется. Спрошу иначе: вы желали зла сбежавшей Юлии и повесившейся Дануте?
— Это смехотворно! — мать топнула каблуком.
— Желали или нет?!
У меня не было сил врать вслух. Я только зажмурилась и мотала головой. Хотелось одного — остаться в тишине.
— Пан следователь, как доктор, я призываю вас остановиться, — голос пана Лозинского прозвучал совсем близко. — Моя пациентка глубоко потрясена произошедшим с ее одноклассницами и сейчас восстанавливается. Но для выздоровления ей нужен покой.
— Хорошо, хорошо! Еще и душевные фанаберии приплетите! Мое мнение — это еще не конец, и если ваша ненаглядная не будет следующей пострадавшей, то у нее самой рыльце в пушку.
— Как вы смеете?! Вы просто негодяй! Я буду добиваться вашего отстранения — у меня есть влиятельные друзья, которые не позволят…
— Кто бы сомневался! Бегите, жалуйтесь, катайте кляузы… Золотая шляхта, не иначе. Скажи мне только одно, Магдалена, — сквозь сжатые веки я снова ощутила близкое присутствие следователя, его раскаленное любопытство, его азарт охотничьей собаки, его гнев. — Может, ты и с Касей Монюшко повздорила, а? Не поделили чего? Или кого?
— Пан следователь, я прошу вас покинуть лазарет, — отчеканил доктор. — Здесь есть и другие больные.
Крякнули пружины, простучали подбитые сапоги.
— Не прощаюсь.
Дверь. Скрип, хлоп.
Я позволила себе открыть глаза, и мне стало стыдно — еще бы одеялом укрылась, пока сердитый дядя не ушел.
Мать еще осталась ненадолго. Причитала о том, с какими хамами приходится общаться. Жаловалась доктору на плотный гастрольный график. Предлагала мне уехать.