По моим ощущениям, я спустилась примерно на уровень второго этажа и вижу скрытый коридор с ответвлениями на правую сторону, уходящий далеко вперед. Свет ламп здесь неверен, он мелко трепещет, словно крылья насекомых, поэтому я одной рукой веду по стене — на случай, если окажусь в полной темноте.
Пальцы вдруг натыкаются на что-то мягкое, отчего я отдергиваю руку, едва подавив вопль отвращения. Но это всего лишь шерстяная нить. Красная нить, тянущаяся вдоль коридора, провисая на гвоздях, вбитых между кирпичей. Кто-то ходил по этому коридору в темноте и держался за нее, чтобы не заблудиться.
Я беру эту нить Ариадны и иду дальше. Только бы не встретить здесь того, кто ее оставил.
Выходит, в стенах пансиона прячется настоящий лабиринт стеновых переходов и тайных коридоров. Зачем он мог быть нужен? Может, предыдущие хозяева заставляли прислугу ходить только так, чтобы не показываться господам на глаза? Допустим. Но кому он мог понадобиться сейчас?
Чуть ниже уровня моих глаз я вижу пришпиленный лист бумаги. Скачущим почерком на нем написано:
«ОБРАЗЦЫ № 5, 6 — КРИТИЧЕСКИ! ОПОВЕСТ. ОБРАЗЕЦ № 2».
Бессмыслица.
Мне требуется несколько минут, чтобы понять, почему я не наталкиваюсь на окна, — коридор проложен между этажами, ниже уровня пола, так что человек не задевал нижнюю часть оконной ниши головой. Умно. И неприятно.
Ответвления от коридора заканчивались тупиками. Я заглянула в один из них и увидела в стене нечто, похожее на дверной проем, но заложенное кирпичом. Похоже, моя догадка верна, и я очутилась в коридорах для слуг — так они могли подавать еду прямо в спальни.
Что-то белеет дальше по коридору. Я ускоряю шаг и вскоре вижу еще один лист бумаги.
«ОБРАЗЕЦ № 2 ГАЛЛ-ЦИИ 00.00–00.30, 02.00–02.30, 4.00–4.30, АКТИВ. ФАЗА. СТАНДАРТ. МЕТОД — ОПТИМАЛ.».
Поворачиваю листок и так и сяк, но не могу взять в толк, о чем там говорится. Какое-то расписание? Методы, какие-то цифры. Может, это про ремонт?
— Да-да, успокаивай себя, — ехидно отзывается Данка за моим плечом.
— Это почти конец, — добавляет Кася, опустив голову. — Смирись и прими его.
— Что же мне делать? — шепчу я, чувствуя, как слезы скапливаются в уголках глаз и, непрошеные, текут по обветренным щекам.
— Иди дальше, — хором отвечают все четверо, их блестящие паучьи глаза глядят не мигая.
Не в силах больше видеть их, моих мертвых подруг, моих ненавистных сестер, я быстрым шагом пускаюсь прочь по коридору. Красная нить горит в моих пальцах. На стенах все больше листов, они жмутся друг к другу, трепещут на сквозняке, как сонм белесых личинок в боку мертвой лани. Они исписаны крупными буквами — будто в спешке или в сильном волнении: