И настал мир (Субботин) - страница 20

Что случится это вдруг и случится неожиданно для всех нас, разумелось как бы само собой. И конечно же — очень скоро… Если бы кто сказал нам тогда, что война продлится четыре года, мы бы никогда этому не поверили. Но прошёл и год, и два, и три…

Мы не могли тогда знать, что война кончится обычнее обычного. Но так именно и случилось. Она кончилась тогда уж, когда они сдались. Они сдались, когда были взяты за горло. Они сдались уже, когда мы поднялись на развалины их «парламента».

Всё было не так, как нам представлялось…

Мы уже вытеснили врага из пределов Родины, а война всё ещё шла. Она шла и четвёртый год. И тогда, когда мы взяли Берлин…

Войны кончаются по-разному — эта война кончилась так.

Я спал. Ведь хотя мы и были в Берлине, но неделю уже не воевали… Пришёл наш Митя, шофёр, и разбудил меня:

— Товарищ старший лейтенант, вставайте! Война кончилась.

И всё же и для меня она кончилась неожиданно.

На другой день

Ни выстрелов, ни взрывов. Непривычно и хорошо. Непривычно и хорошо настолько, что думаешь, неужели так хорошо будет всегда?

За городом нас почему-то удивляют стволы деревьев, и мы ладонями касаемся их шершавой коры. Всей грудью вдыхаем воздух, промытый, как после грозы.

До чего же хорошо здесь и как густо пахнет мятой!

Но ведь об этом, я думаю, и было когда-то сказано Тихоновым[43]:

Мы легли под деревья, под камни, в траву,
Мы ждали, что сон придёт,
Первый раз не в крови и не наяву,
Первый раз за четвёртый год…
Нам снилось, если сто лет прожить —
Того не увидят глаза,
Но об этом нельзя ни песен сложить,
Ни просто так рассказать!

И вот — мир…

К дорогим для нашего государства праздничным датам добавилось ещё одно красное число — 9 Мая.

Наши дети

В центре Берлина, рядом с рейхстагом, стоят Бранденбургские ворота. Над ними вздыблена четвёрка коней.

Я писал[44] тогда:

У надменных державных коней
Перебиты железные ноги.

Но и перебитых не было. Не было вообще никаких ног. И коней не было. Был бесформенный ком металла. Расшатанная колесница свалилась. Ехать было некуда. А сами ворота разбиты и покривились.

И видно, ходко катит время, если моя дочка, девочка военного сорок четвёртого года рождения, теперь, когда я пишу это, стала совсем большая.

Но она росла у меня на глазах, и это не так заметно.

Но вчера я слышал, как она читала из учебника по немецкому. И что же я узнаю! Наш мальчик Виктор едет в ГДР, в Берлин, в гости к такому же, как он, мальчику Отто. И этот немецкий мальчик показывает своему другу город. С Александерплаца они до центра едут в метро. (Тогда, в те дни, мы ходили пешком и считали, что это близко.) И Отто ведёт своего гостя по широкой Унтер-ден-Линден. Потом друзья направились к Бранденбургертор. Это эмблема немецкой столицы. Так было сказано…