Наперебой показывают мне только что подбитый танк. Он сполз вниз, под уклон, но всё ещё дымит.
Моя записная книжка разбухает. Я стараюсь записать всех. Знаю, что даже те, что стоят вдали, у бруствера[11], прислушиваются сейчас к моему разговору с командиром. Даже вот этот гордый черноволосый офицер, лейтенант с орденом Славы[12]. Какое у него одухотворённое, прекрасное лицо…
Мне надо уходить. Уже темнеет, и я тороплюсь.
Возвращаемся обратно прежним путём, опять пробираемся по топкому и скользкому берегу. Убитого уже убрали. Под проволочным заграждением теперь лицом вверх лежит сапёр и ножницами режет проволоку. Всё ещё потрескивает тот, невидимый с фланга, пулемёт, но пули идут вверх, и скользят, и вызванивают по проволоке.
Вот что было в тот день.
Ещё недавно стояла пыль и было, казалось, жарко. А когда за Одером дожди взялись идти, сразу стало холодно даже в шинели[13]. Так и идёшь по этим дорогам, идёшь, обходя лужицы. Ни присесть и ни остановиться.
Дождь то перестаёт, то снова принимается идти. Небо низкое. Всё заволокло дымом. То ли тучами, то ли дымом… Полы шинелей наших подсунуты под ремень; видеть солдат с подобранными шинелями всегда очень странно. Колонна идёт то через поле, то просёлочной дорогой, выходит на автостраду. Но всюду вода и много грязи.
Эти семьдесят километров от Одера до Берлина преодолели мы довольно быстро, но потом долго кружили, попадали из одного городка в другой, из пригорода в пригород, из предместья в предместье. Как мы шли к Берлину? Сначала мы шли к нему напрямик, в лоб, а потом повернули и стали обходить.
Об этом не было сказано ни слова, но все почувствовали, что Берлин вот-вот начнётся. Я не знаю, как это бывает, по каким приметам, по каким признакам угадывается большой город?
Ни дымов, ни труб. Не только города не видно, но и вообще никаких строений: обычные, казалось бы, поля, размытые дождём дороги… Ни железной дороги, ни свистка паровоза, ничего. Ничего, что бы выдавало движение большого города. Однако же по каким признакам узнаешь, что он рядом?
не по дорогам судили мы. Мы ведь шли полевыми дорогами. И только те дороги, что мы пересекали, были широкими — автострады с односторонним движением.
вот что ещё указывало на то, что Берлин близко, — это гул столбов, гуд телеграфно-телефонных линий. Провода у нас над головой гудели, и проводов становилось всё больше.
Мы могли и не смотреть, сколько их там. Они и без этого гудели и торопили нас…
И пока мы шли по полям, всё время он был слышен над головой, этот гул, и чем ближе к городу, тем сильнее.