Стоял теплый день, в такую погоду пеленки намного лучше сушить не на горячем кудури, а на ветерке и ярком солнце. Я скучала в одиноком доме, стоящем на окраине полностью выгоревшей деревни. Мне казалось, что тишина, кружившая над пепелищем, мягко плыла между кучками грязной золы. На полностью высохшей ветке дерева, стоявшего возле чжандокдэ, я увидела небольшой набухающий бутон магнолии. Я знала, что его крепкая оболочка пока еще была нежной, но как только дерево почувствует приближение весны, бутон настолько разбухнет, что никакая сила в мире не сможет удержать внутри него прекрасные лепестки. Даже не видя то исступленное цветение, лишь представив его, я неожиданно крикнула:
— Ух ты!
Я подумала: «Бутон, наверное, сошел с ума». Я чувствовала, что не бутон олицетворял дерево, а я сама превращалась в бутон. Когда я, словно набухающий бутон, открыла глаза после долгого-предолгого зимнего сна, то вскрикнула, осознав окружавший меня ад, сотворенный жестоким человеком.
Сойдя с дороги и свернув в сторону округа Пхачжу, мы впервые решили двигаться днем. Мы не пошли в сторону реки Имчжинган. Конечно, это нельзя было считать героическим поступком, но то, что мы сделали это днем, вызывало меньше подозрений. Олькхе рассуждала, что, если не идти по дороге, даже при свете дня будет не так опасно. Тем не менее мы избегали открытых мест, поэтому, если удавалось, кружили по уступам горы или шли через перевал. Мы искали деревню, в которой могли остановиться, потому что племянник Хёни целый день кашлял. Его даже стошнило прямо на спину олькхе. Сняв хлопковое детское одеяло, наброшенное на одеяльце с тесемками, чтобы вытереть рвоту, я почувствовала исходивший от ребенка жар. В ту минуту мне показалось, что мое сердце упало. Но олькхе не стала искать поблизости дом, где можно было бы передохнуть, а продолжала идти к опасному горному ущелью.
— Зачем ты так? А что, если в горах скоро начнет темнеть? — спросила я с тревогой.
— С давних времен в этой местности занимались земледелием, — сказала она. — Если на горе ничего не растет, откуда появиться тигру? — Этой присказкой она попробовала унять мой страх.
Когда мы добрались до места, где можно было устроить привал, — довольно крутого склона горы, перед нами возникло маленькое село. Оно, как и подобает горному селению, не найдя места поудобнее, втиснулось между дорогой, уходящей в гору, и полями, лежавшими в виде ступенек на склонах горы. Село обрабатывало весьма большие рисовые чеки[32] в ущелье, оно не выглядело бедным. На самой высокой точке этой гористой зоны стоял дом с черепичной крышей, все другие дома, чуть более десяти, были крыты соломой. Но даже сюда добралась война. Селение, попав под бомбардировки, ощетинилось неровно выступающими зубцами разрушенных домов и казалось совершенно пустым. Когда мы добрались до дома с черепичной крышей, стоявшего на вершине горы, олькхе сказала, чтобы я осталась снаружи, а сама с ребенком за спиной вошла внутрь. На доме висела табличка с надписью «Округ Пхачжу, городок Тханмён, третий народный комитет». Чуть погодя олькхе вышла из дома и сказала, что мы заночуем здесь.