Моя глупая ложь все испортила, и мы стали подозреваемыми. Так я рассуждала после, а в тот момент мне было страшно, меня буквально трясло от страха, и земля уходила из-под ног. Я вспомнила, как погиб из-за доноса младший дядя. В этот раз донесли на старшего дядю, но в том, что нас арестовали, была лишь моя вина.
Кратчайший путь до участка лежал через переулок. Перед баней «Синантхан» мы повернули, прошли примерно двести метров вдоль речки Чхонбён и, перейдя просторный мост Янхве, попали в полицейский участок Сонбок. Всю дорогу я громко ругалась. Внезапно я почувствовала, что во мне что-то изменилось: чувство страха достигло своего апогея, и вдруг исчезло все, что его вызывало. Я подумала, что надо высказать все, что хочу, до того, как меня затащат в серое здание участка. Мне казалось, что стоит войти туда, как меня передадут в чьи-нибудь еще руки, и тогда я уже ничего не смогу сказать. Возможно, я так поступила, потому что прониклась доверием к тем, кто вел нас в участок. Даже появилось чувство, похожее на дружбу, объединявшее нас с этими людьми. Я решила высказать все, что было на душе, но не умолять их отпустить нас.
— Да, у нас красная семья. Мой младший дядя тоже проходил как красный и в конце концов был казнен. И я не хочу жить в стране, где правительство, пустившись в бега, бросило людей на произвол армии противника, а вернувшись обратно, посчитало приготовление каши для армии северян преступлением и казнило за это человека. Хотите убить меня? Убейте! Дядя осмелился поить армию северян сочжу, конечно, он должен умереть! Запах водки, исходивший от девочки, которая умерла, опьянев от барды, до сих пор не улетучился из-под земли. Такой уж у нас несчастный род. Талантливых людей из него убивали, арестовывали здесь и там или уводили в плен. В итоге что осталось сейчас в Сеуле от нашего рода, кроме «пустых орехов»? И чего вы еще хотите, что снова просеиваете нас через это сито? Такие «пустые орехи», как мы, надо сжечь и все!
Я кричала с пеной у рта, пока мы шли в участок. Слова, которые я хотела сказать, рвались из груди, но я слишком торопилась, голос стал садиться, потемнело в глазах, голова начала кружиться. Среди всего, что я наговорила, фраза о том, что мне не хотелось жить в этой стране, не была ложью. Слезы хлынули из глаз, было так больно, словно сердце резали на мелкие куски. Как только мы перешли мост Янхве, детективы начали о чем-то перешептываться, затем только один из них вошел в полицейский участок, а тот, кто вел допрос, повел нас обратно через мост. Дойдя до нашего дома, он отпустил дядю и, схватив меня за руку, собрался идти в другое место. Дядя был против. Он сказал, что, если его отпускают, пусть отпустят и меня, а если меня куда-то ведут, пусть уводят и его.