— Дядя Медвежатник, а ну как Уктаева кикимора на нас выскочит? Что делать-то будем?
— Да она не навредит, — отозвался пожилой, ползая в траве. — Видел я ее прошлым летом, с козой ходила.
— Страшная, поди?
— Не знаю… Издалека видел. Волосы длинные, растрепанные, и в красном платье. С хохотом исчезла, словно в закате растворилась.
«Вот болтун, — подумала Хадия. — В закате растворилась… Скажет тоже. Еще будто бы и хохотала».
Молодой снова заговорил, после паузы:
— А кулак Такый видел кикимору верхом на медведе. В деревне говорят, что он сюда из-за нее и повадился ходить.
На этот раз Хадия даже вздрогнула при знакомом имени и еще сильнее навострила слух, стараясь не пропустить ни слова.
Медвежатник презрительно скривился и сплюнул:
— Дурной ты и есть дурной! Ну какая там кикимора? Он где-то здесь запасы зерна прятал, потому и шастал по лесу да по горам. Оттого его в Магадан и сослали. Ведь ни зернышка не сдал по продразверстке, все зерно из амбара в горы перетаскал!
— Видать, знал, где прятать, кому в голову придет искать на Уктау.
— То-то и оно, — подытожил Медвежатник. — Здесь если и искать, то не найдешь…
Дальше их разговоры слушать было неинтересно. Кажется, они собрались забраться поглубже в лес, поохотиться. Их дело… Теперь у нее в мыслях было только одно, уже слышанное однажды от Такыя, слово: Магадан. Как и тогда, при разговоре с Такыем, Хадия почувствовала, что слово это означает нечто страшное и безнадежное. Значит и Такыя не миновал этот далекий Магадан.
Казалось, опустели окрестности Уктау. Нет больше ее Такыя, не любить им больше друг друга, и никогда он не увидит ее Миляш. Кто знает, может, и взял бы он Хадию себе в жены, сблизились ведь. Да только не выпала им такая судьба…
Встреча с двумя мужчинами, их разговоры наводили на Хадию мрачные размышления. И в Асанае, стало быть, неспокойно. Какие-то Советы, колхозы. В Асанай дорога закрыта, это ясно. А что ей делать здесь? С голоду подыхать? Нет, уходить надо. Вот только куда? Снова на хутор, вот куда! Эта мысль давно уже завладела Хадией. К Уктау, некогда желанной, она уже охладела давно, а после встречи с Такыем — особенно. Да и здесь теперь опасно, все чаще стали появляться люди, и не в одиночку.
На долгие сборы времени уже не оставалось. Надо было дождаться бабьего лета и трогаться в путь. Постоянство природных явлений Хадие хорошо известно. Дней через семь-десять наступит бабье лето, пленительное по своей красоте, обманывающее душу, создавая иллюзию о нескончаемости лета. Опять начнут подыматься травы, некоторые растения начнут распускать почки, как женщина, вдруг забеременевшая на склоне лет…