— Спасибо! Ирина тоже об этом мне говорила… Конечно, ребенок внес бы нечто новое в вашу жизнь. Но ты, как видно…
— Опять ты об Ирине! — недовольно перебил ее Ларс. — И снова о ребенке. У нас его нет, и этим все сказано!
Чувствовалось, что Ларсу не по себе. Он залпом осушил свой бокал и задумчиво уставился на пламя камина.
— Мне кажется, что любой разговор на эту тему ты воспринимаешь как упрек лично в твой адрес, — заметила Тина, — Почему? — Она вызывающе приподняла свою правую бровь и уставилась на него пристальным взглядом.
Вдруг он встрепенулся, схватил ее за плечи и привлек к себе.
— Тина! Ты, наверное, давно уже заметила, что я не могу без тебя… Меня просто неудержимо тянет к тебе. Ты — такая соблазнительная!
Не окончив еще этой тирады, он устремил на Тину свои обворожительные глаза, и та почувствовала, как у нее перехватило дыхание, пугающе затрепетало сердце. Ах, если бы он не был мужем Ирины!..
Тина попыталась высвободиться из его объятий.
— Подумай об Ирине! — сопротивлялась она. Но Ларс, казалось, ничего не слышал. Обхватив ее, словно медведь, он катался по полу, жадно искал ее губы… Затем стал целовать их лихорадочно, страстно…
Чудесный трепет прошел по ее телу, на мгновенье она была обессилена, опьянена этой лаской. Но тут же вновь мелькнула мысль об Ирине, и благоразумие одержало верх над восторгом, который разносили по ее телу маленькие, быстро-быстро машущие крылышками бабочки. Она собрала все свои силы, резко оттолкнула Ларса и ловко выкатилась из-под него. Потом села и, тяжело дыша, отбросила упавшие на лоб волосы. Ее взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Это неслыханно! Надо бы рассказать об этом твоей жене.
— Зачем? — рассмеялся Ларс. — Я оскорбил наивную школьницу?
У Тины даже перехватило дыхание: возмутительно! Неужто он считает ее такой дрянью, способной предать Ирину, переспать с ним под крышей их дома? Или он настолько самоуверен, настолько убежден в своей неотразимости, в дьявольских чарах этих голубых глаз, что до него, с его глупым мужским эгоизмом, даже не дошло, что для нее дружба с его женой гораздо дороже, чем возможность предаться с ним такой вот «овечьей любви»!
О женщины — мы — женщины!
Тину вдруг охватила ярость.
Да такая, что в ней родилось неодолимое желание поступить с ним так, как тогда с этим родственничком Вольфгангом — так ему врезала, что тот на время лишился и слуха, и зрения.
Она уже было замахнулась, но неожиданно нашла другой, лучший выход.
— Нет! — сказала она. — Ты прав: я уже не девчонка с косичками, которая может ябедничать жене на ее мужа. — Она подняла колени, положила на них подбородок, как будто предавалась глубоким раздумьям, и продолжила: — Если уж на то пошло, то Ирина не столь щепетильна, как я, в вопросах верности!