Я снова надолго осталась одна.
Обычно у меня не бывает проблем с одиночеством, но в тот момент это оказалось крайне некстати: сложно было для меня придумать компанию хуже, чем я сама.
В голову лезла всякая чепуха. Мысли путались. Тяжесть всего случившегося запоздало свалилась на плечи небесным сводом. Я хотела было посмотреть за ходом Отбора и отвлечься таким образом; но, как выяснилось, ночью артефакты отключались. Думаю, у Кио была какая-то возможность наблюдать за конкурсантками денно и нощно. Но, к сожалению, мне этот способ был неведом.
Некоторое время я мучила книгу, упрямо пытаясь читать. Увы, смысла в этом было чуть меньше чем никакого: поймав себя на том, что уже почти минуту смотрю неотрывно на одну и ту же страницу, я волевым усилием прекратила издевательство над литературой. И попыталась воспользоваться методом, помогающим коротать время и прочищать мозги лучше всего — то есть, уснуть.
На самом деле, у меня даже получилось. Только вот, как выяснилось, была это не лучшая идея.
* * *
Сначала мне приснился Алан.
Он смотрел из своего укрытия, как уроды развлекаются со мной, и в глазах его что-то безвозвратно умирало. Там больше не было даже страха, только пустота. Мне уже доводилось видеть такие глаза… И это напугало, напугало до ужаса. Я рванулась, чтобы освободиться…
Картина сменилась.
Вот уже я стою в крови по щиколотку, а те, что пришли в наш дом, безнадёжно мертвы. Их тела выглядят ужасно, и, пожалуй, любого нормального человека вывернуло бы, но мне наплевать. Кровь повсюду, на стенах и даже на потолке. Я сама ею покрыта, и лишь сияние крыльев несмело, неуверенно пробивается сквозь эту алую пелену. Я хищно скалюсь, осматривая эту картину… и снова вижу Алана.
Брат испуган. Он смотрит на меня, но не узнаёт.
— Ал?
Он кинулся бежать. Я — за ним.
Мы неслись по горящим улицам Вел-Лерии, меж падающих башенок и свистящих заклятий. Я звала брата, но он всё не оборачивался; я порывалась взлететь, но крылья вдруг стали тяжелы, будто камни, и безвольны.
Как будто я никогда и не умела летать.
Вот уже впереди замаячили тёмные арки Большого Моста, знаменующие вход в трущобы. Они всегда были темны, но теперь, в этом сне, там пряталась какая-то совершенно особенная чернота, вязкая и поглощающая.
— Алан, стой! — крикнула я отчаянно.
Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы он туда входил. В этот мир преступников, шлюх и воров… безрадостное болото, из которого почти нет шанса вырваться…
И он услышал. Он обернулся ко мне на самой границе света и тени, посмотрел всё теми опустошёнными, усталыми глазами и вроде бы даже порывался что-то сказать…