Впереди, метрах в ста залегли войники со смешными клетчатыми мешками вместо ранцев, их фуражки торчали над бруствером странной ломаной линией. Вот на поле рванули первые снаряды, вот затрещали пулеметы, за каждым пригорком коротко засверкали красным залпы невидимых батарей, сливаясь до неразличения в общем адском грохоте.
Веток и листьев падало все больше, но канонада, щелчки винтовочных выстрелов и даже гудение высоко в небе аэроплана не смогли поколебать спокойствия полковника Лебедева. Не боялся и Митя, напротив, в нем росло странное веселье, совсем как писал граф Толстой “Вот оно, началось! Страшно и весело!”
Утренний туман тем временем рассеялся, и турецкий форт больно огрызнулся огнем, взвились столбы разрывов, потом еще, еще и болгарские пулеметы подозрительно затихли.
— Давай-ка, братец, то есть Дмитрий Михайлович, — оторвался от бинокля Лебедев, — дуй в пулеметную команду, посмотри, что там наш сахалинский герой делает. Что-то не нравится мне эта заминка.
Митя рванул к пулеметчикам, бегом, не прямо, а позади пригорков. За ними в беспорядке грудились телеги бригадного обоза, чуть вдали белели палатки пехоты, в оврагах коноводы держали храпящих лошадей. Среди этого бедлама повозка, трюхавшая в тыл, сцепилась оглоблями и постромками с коляской, ехавшей навстречу. И теперь возчики, под крики того самого надутого интенданта, пытались разобрать эту головоломку.
Подполковник мазнул по Мите взглядом и снова принялся орать, но довольно быстро заткнулся и даже живо соскочил с коляски, как только со стороны громыхнул залп. Митя оторвался от зрелища, скакнул за повозку и повернул голову туда, откуда стреляли.
Из-за дальнего холма на тылы бригады накатывались цепи турецкой пехоты.
— Где ваш револьвер, вольноопределяющийся?
— Сдал по вашему приказанию, господин подполковник! — ответил Митя, имея вид лихой и придурковатый, насколько это возможно в скрюченном положении за телегой, а сам тем временем лихорадочно думал, что же делать.
Бежать к пулеметчикам? А если следом выскочит турецкая кавалерия? Или аскеры развернутся и ударят в спину передовым цепям войников?
Их надо задержать, хотя бы на несколько минут, пока болгары сообразят, вон, в лагере горнисты уже заиграли сбор, сейчас, сейчас…
Пистолет у него в кармане, конечно, лежал, но идти против винтовок с привычным браунингом это чистое самоубийство. Только пехотная цепь…
— Тук! Тук! На мен! — заорал он выученные болгарские команды, вскакивая за повозками.
Первыми к нему подошли возчики, успевшие достать свое оружие и даже примкнуть штыки, затем два коновода, еще возчики, обозные и прочий тыловой люд, но все с винтовками.