Затем выбрили кошке живот от грудной клетки до задних лап. Потом в операционную вошел мистер Бенсон.
Он объяснил, что кошек стерилизуют двумя способами: по средней линии поперек живота или через боковой разрез. Слушая мистера Би, я старался помочь в меру сил. Медсестры работали как идеально отлаженный механизм, и подготовка прошла быстро. Я впервые видел нечто подобное. Кошку перевели в операционную – небольшую комнату с большой металлической раковиной в углу. Мистер Бенсон уже ожидал нас там. Он надел стерильную форму, держа руки перед собой, и сразу же предупредил всех, чтобы к нему никто не прикасался.
Кошку положили на стол перед ним и подключили к аппарату для анестезии. Оборудование меня буквально зачаровало – все казалось таким высокотехнологичным: пищали мониторы, жидкость поступала в вену кошки, с каждым ее вдохом и выдохом мешок сдувался и раздувался. Это было завораживающе! Я старался ничего не пропустить во время операции. Мне велели ни до чего не дотрагиваться и стоять неподвижно, наблюдая за действиями наставника. Мистер Бенсон одним легким движением запястья накрыл кошку стерильной пеленкой, которая легла идеально: отверстие расположилось прямо над выбритым участком, подготовленным медсестрой. Я и опомниться не успел, как кошке сделали разрез кожи и показались ее внутренности. Крови почти не было: она меня не пугала, но почти полное ее отсутствие во время операции озадачило.
Не помню, была ли это та самая кошка, с которой я играл утром. Зеленая пеленка закрывала почти все ее тело, кроме участка, где работал мистер Би. Он продолжал разговаривать со мной, задавал вопросы, называл внутренности кошки:
– Это кишечник… Видишь, как изменился кровоток… Здесь тощая кишка переходит в подвздошную… А этот большой пурпурный орган – селезенка, и прямо над ней печень.
Мистер Бенсон начал удалять первый рог матки и приступил к реальной операции, когда я почувствовал странный запах. Поначалу он был слабым, но постепенно усиливался. Голос мистера Бенсона становился тише, я пытался сосредоточиться на происходящем. Запах был мне совершенно незнаком. Сравнить его можно было с запахом сырого мяса, которое начинает портиться, и он как-то не вязался со стерильной атмосферой операционной. К запаху крови, тяжелому, железистому, я привык давно – сначала на кухне паба, а потом в лавке мясника. Но тут пахло по-другому – кошка была жива, и запах ее крови был тошнотворно сладким.
Все произошло очень быстро: руки мои задрожали, щеки побагровели. В голове зашумело – мне показалось, что она вот-вот взорвется. У меня подкосились колени, и я почувствовал подступавшую тошноту.