Надя сделала максимально доброе и нейтральное лицо и поспешила выйти из кухни. Черт побери. Опять что-то не то ляпнула? И зачем я только ввязалась.
– Ненавижу эту Надю с этим ее пионерским задором, – всхлипывала на кухне Алена, которую совсем развезло от переживаний.
* * *
Надя с облегчением закрыла за собой дверь кабинета. Минимум два часа, до следующей планерки у Бабаева, она проведет спокойно. С Вадимом поговорить так и не удалось – когда Надя с Лешей уезжали утром, он, по обыкновению, еще спал. Но ей удалось скрыть свое настроение от чуткого сына, и этим Надя гордилась. Она сохранит его доверие во что бы то ни стало. И ему совершенно незачем знать о проблемах родителей.
Отхлебнув кофе, Надя поставила чашку на край широкого подоконника и пощупала лист орхидеи. Мягковат, надо поливать. Орхидей у нее было больше двадцати горшков. Началось все с белого фаленопсиса, который она принесла в кабинет, чтобы придать ему элегантности. Потом орхидеи стали традиционным подарком от коллег: на Новый год, восьмое марта и сразу следующий за ним день рождения Наде вручали все новые и новые горшки с белыми и малиновыми фаленопсисами и крапчатыми вандами. И все они прекрасно приживались и постоянно цвели – а когда у Нади спрашивали совета, она искренне отвечала: ничего я с ними не делаю, они сами собой растут. Опрыскав цветы из пульверизатора, она уселась за компьютер и, радуясь тишине, погрузилась в работу. Что бы там ни говорили о самореализации на рабочем месте, Надя ходила сюда, чтобы зарабатывать, и не считала управление рисками творческой задачей. Но ей нравилось легко справляться со сложными делами, контролировать процессы и досконально разбираться в деталях. Логика и четкость этого мира действовала на нее успокаивающе.
Телефон зазвонил внезапно, и Надя вздрогнула всем телом.
– Надежда Юрьевна? Из Первой Градской беспокоят.
– Да? Что? – Надя почти закричала в трубку.
– К сожалению, у нас плохие новости. Ваша родственница, Галина Дмитриевна Семенова, скончалась. Пожалуйста, приезжайте, чтобы все оформить.
– Да, конечно. Я приеду, – мгновенно севшим голосом отозвалась Надя и нажала на отбой.
Вот и все. Кончилось мое детство. Букеты полевых цветов в вазе на круглом дачном столе, развевающиеся на окне короткие белые занавески, толстые книжки стихов, которыми зачитывалась Надя, лепка пирожков и вечерние посиделки у старого телевизора. С бабушкой никогда не было просто, но она была Надиным столпом и опорой. А теперь ее нет.
Стараясь не расплакаться, она в оцепенении сидела перед компьютером, не видя ничего перед собой. Бабуля… Хотела бы я верить, что где-то там мы с тобой увидимся. Но нет. Только пустота внутри. Потеря, утрата – да, это правильные слова. Утрата, и никакой надежды на еще одну встречу… Интересно, почему я свои беды проживаю одна? Вот Алена плачет на плече у Наташи, та ее утешает – и это так естественно, так мило. А я сижу здесь со своим горем совсем одна, и нет никаких сил рассказать о нем хоть кому-то. Она мысленно перебрала свой ближний круг: Вадим? Ленка? Сын? Нет, ни одному из них она не будет звонить, пока сама не справится с шоком. Сначала сама.