Я подкинула в прогорающий костер пару валежин.
– Кто тебе сказал, что с ней кто-то был? Детектив? – спросил Рафа.
– Да. Говорит, было два свидетеля, в общаге. Один сторчался, второй не захотел потом ничего рассказывать. Вера шла на крышу не одна, с кем-то.
– С мужчиной?
– Да.
– Не со мной.
– Верю.
Мы замолчали, прислушиваясь к очередному порыву урагана, свисту, скрипу.
– Я часто думал, что это она мне отомстила, – произнес Рафаиль. – Забрала их. Как в ужастиках: привиделась жене, та испугалась, не затормозила вовремя…
Я покачала головой:
– Вера никогда бы так не поступила.
– Знаю, – прошептал Рафа, вытирая слезы рукавом. – Я виноват. Мы все виноваты. Ее мать сделала вид, что ничего не заметила. Я знал, Леня знал. Ты могла бы догадаться.
Во мне затрепетал слабый, неуверенный протест.
– Я тоже была ребенком.
– А потом, после того, как она… Ты сбежала тогда. И правильно сделала. А знаешь, что все говорили? Мол, так ей и надо, очередной мужик приревновал, меньше надо было таскаться…
– Хватит, прекрати, пожалуйста.
Я заплакала.
Рафа замолчал. И молчал долго, пока не прогорели последние три бревна, которые он подкинул. Тогда Рафаиль взял две валежины из кучи и аккуратно положил в огонь. Потом встал, снял с веток свою куртку, надел и ушел в темноту. Без него сразу стало сыро, неуютно, огонь перестал согревать. Я поежилась, обхватила колени и села к костру мокрой стороной, хотя следовало бы пойти в палатку и попытаться немного поспать. Но меня начинало трясти от холода при одной мысли о том, чтобы отойти от костра. Поэтому я сидела, старалась не думать ни о Вере, ни о женщине, бьющейся в тонущей машине.
– Доча, – позвал отец. Он сидел, не двигаясь, на прежнем месте. – Доча, ты меня прости, что так вышло…
Его глаза заслезились, как тогда, когда он смотрел на кабаргу.
– Ничего, пап, ты тоже поехал бы за мной. Дождемся вертолета и улетим.
Я нашла силы встать и пойти в палатку. В одной «комнате» лежал развернутый спальный мешок. Я забралась в его глубину и уснула, будто в объятиях кого-то доброго и теплого.
Снов не было. Была большая черная дыра. Я падала в нее, падала и не могла остановиться. В одиночестве я летела вниз, в дыру без дна, туда, где не было времени, пространства, воздуха, твердой опоры и людей. Я была одна, наедине с падением и своими мыслями, страхами и виной. Дыра подо мной и вокруг меня загудела, засвистела, и я проснулась.
В палатке было чуть светлее, чем ночью. Я могла различить швы на потолке и разомкнутый треугольник спального отсека. Ноги противно ныли. Вчера я забыла снять кроссовки, и мало того что они до сих пор были мокрыми, так еще и я вся перемазалась грязью – шершавые частицы земли уже присохли к лицу, груди и рукавам. Я выбралась из спальника, на коленях доползла до выхода. Снаружи был день.