Фары выхватывали из темноты узкую дорогу без разделительной полосы, заборы, калитки, кусты. Один раз автобус резко затормозил: на повороте дорогу переходила бабушка. Водитель посигналил, та разразилась руганью в ответ.
Волонтеры выходили на остановках.
– Тебе, получается, меньше времени на сборы, минут тридцать-сорок, – сказал Круглов. – Автобус стартует с твоей остановки. Или ты… – Он вопросительно посмотрел на меня.
– Нет, нет, я поеду, – поспешно отозвалась я, хотя минуту назад думала остаться дома. – Переоденусь и приду на остановку. Я хорошо тут все знаю.
– Так и подумал, – одобрительно кивнул Круглов. – Ну, давай тогда, до встречи.
Он выпрыгнул на своей остановке. Я осталась в автобусе одна, и водитель подвез меня прямо до подъезда.
Отец был дома, чистил ружье, постелив тряпицу на пол в прихожей. В зале работал телевизор. Пахло горелым.
– У тебя подгорает что-то, – сказала я и пошла в свою комнату.
Присела на кровать. Из-за неудобной обуви ноги ныли. Хотелось лечь и уснуть. Отец на кухне громыхал духовкой и открывал окно, тихо ругаясь. Я написала Сереже, что у меня все хорошо и чтобы передавал привет детям, если будет звонить. Потом поискала в чемодане одежду для ночной вылазки. Переоделась, умылась, нанесла крем.
– Пирог готов! – крикнул отец из кухни расстроенным голосом.
На кухне стоял сизый дым, но пахло вкусно. Рыбный пирог – единственное, что отец умел готовить, кроме яичницы. Наверняка приготовил, чтобы отметить мой приезд. Мы ели, я рассказала о мальчишках и поисках. Отец нахмурился:
– Плохо дело, запропадут пацаны.
Он дал мне свою куртку и штаны, репеллент от комаров и клещей и стал собираться сам.
– Ты куда? – удивилась я.
– Дак я же тоже… эт… помогаю, – ответил отец, натягивая такой же, как у меня, наряд.
Я изумленно молчала.
– А чего? Места знакомые. Сколько мы тут с тобой исходили. Сначала звали, теперь сам.
Он затянул шнурки на запястьях и лодыжках, надел сапоги.
– Тебе в этой обувке холодно будет. – Отец кивнул на кроссовки, выданные Витей.
Но дома обуви по размеру мне не нашлось, мои городские кроссовки не подходили, поэтому мы последний раз проверили, все ли взяли, и спустились на остановку.
Автобус уже ждал нас. Отец с водителем пожали друг другу руки. Я села на сиденье посередине, отец – на откидное сиденье рядом с водителем. До меня доносились обрывки их разговора.
– На чушку сейчас не пойдешь, лист мешает.
– На белку можно.
– Белка порченая пошла. Лишай али што.
Мы останавливались и собирали людей. Наконец автобус наполнился и свернул в сторону, где через Гордеевку перекинулся охраняемый железнодорожный мост. Ехали в тишине, нарушаемой негромким разговором водителя с отцом.