— Ой, вы правда такая высокая, — все время твердила она, — Это как-то неестественно. Ты как считаешь, Уилл?
— Ну, я бы не сказал, что это неестественно, дорогая, — мягко возражал он, пристукивая башмаком по полу в конце каждой фразы. — По-моему, ты перебарщиваешь.
Однако в голосе его звучала явная неуверенность, и мне казалось, что он хочет сказать что-то еще, но сдерживается.
— Это только означает, что она здорова, мама, — заметил Джок и нервно потер мое колено.
— Ну, она же выросла на солнце, верно?
Эти разговоры несколько смутили меня, и когда мы с Джоком переодевались к ужину в отведенной нам комнате, я придирчиво взглянула на себя в большое зеркало, отражавшее меня в полный рост. Я не привыкла к платьям и чулкам, — я их просто не носила, — а уж тем более к босоножкам на высоком каблуке, которые вошли в моду. Чулки сидели на мне криво, нижнее белье, купленное в Найроби под руководством Эммы, натирало на талии и в подмышках. Я чувствовала себя чужой для всего этого. Словно какой-то пришелец.
— Не волнуйся, ты выглядишь прекрасно, — успокоил меня Джок и присел на кровать, поправляя подтяжки.
— Мне кажется, твоей маме я не понравилась, — заметила я, в сотый раз подтягивая чулки.
— Ей просто претит мысль, что нужно отпустить меня, — заверил он. — Так всегда со всеми мамочками.
Он говорил как-то легко, но слова его были мне неприятны и заставляли задуматься. Что, собственно, я знала обо всем этом?
— Она смотрит на меня свысока, я кажусь ей простушкой, — произнесла я, не оборачиваясь.
— Не глупи, — отмахнулся он. — Ты моя жена, этим все сказано.
Он встал и подошел ко мне. Взяв за руки, притянул к себе, успокаивая. Но как только он отошел, его слова потеряли всякий смысл. «Этим все сказано…» А что сказано? Мне трудно было понять, что это значит, — я была слишком юна, у меня не было достаточно жизненного опыта, чтобы с ходу ухватить значимость его замечания. Задавать вопросы я стеснялась. И боялась признаться, что просто боюсь будущего, боюсь, что не справлюсь с данными обещаниями. После ужина ночью я улеглась рядом с ним в постель и ждала. Я чувствовала себя одинокой, слабой, мне хотелось ласки, поддержки. Но Джок и не пошевелился. Осознав это, я ощутила разочарование — призрачная надежда, что все вот-вот наладится, умерла, оставив в сердце пустое промозглое место.
— Пожалуйста, поцелуй меня, — попросила я, чувствуя, что сейчас окоченею.
Он заворочался, повернулся ко мне. Обхватив его за шею, я прильнула к нему всем телом, целуя в губы. Он как-то неловко ответил, но без особого желания, как мне показалось. Меня охватило отчаяние: я прикасалась к его телу, чувствовала его губы, его поцелуй. Но я никак не могла ощутить, что мы одно целое. Он был закрыт от меня и не хотел меня впускать.