Пока она говорит, появляется Виктор, в тельняшке, садится на табурет, играет. Его не замечают.
нина викторовна: Он очень музыкальный был. Артистичный. Как-то юбилей мой пошел в таком направлении… странном.
лидия: В странном… Помянем, детки, нашего с Лидой отца Виктора и мамочку нашу, Алевтину. Царствие небесное!
Появляется Алевтина.
алевтина (уводит пьяного Виктора): Идем, идем, Витя! От людей стыдно. Ну что ты так назюзюкался-то?
виктор: Девочки наши, ты, Аля, посмотри, сколь прекрасны… Лидочка вся в тебя пошла, а Ниночка – в меня, в меня, а характером – в бабушку мою, уж та какая была актриса, уж какие частушки напридумывает… обоссышься.
алевтина: Идем, идем, Витя! Смотри, а хорошо они живут, лучше нашего…
Виктор и Алевтина исчезают.
нина викторовна: Как вы говорите? Царствие небесное… Выпили, выпили, деточки…
лидия (крестится): Царствие небесное. Пухом земля нашим родителям Виктору и Алевтине.
георгий: Царствие небесное… (Выпивает.) Мам, что-то у нас праздник куда-то не туда пошел. Мы хотели тут… это… Мы хотели за тебя, за твое здоровье…
нина викторовна: Оставь, Гошка. И не перебивай! О чем это я? Хочу всем вам пожелать счастья. И такого, которое с неба падает, как дождь, и такого, которое мы сами своими руками строим. Вот ведь какая история вопроса. Счастливых женщин в нашей семье, может быть, и не было никогда. Только мы с Лидой. Правда, Лидочка? Мы с тобой ведь счастливые, правда? А мама счастливой не была.
лидия: Нет, счастливой не была. В молодости не была. А перед смертью говорила: “Какая же я счастливая! Какие у меня дочки золотые. Смотри, Лидочка, Нина клубнику с рынка принесла, это ж сколько она сейчас стоит? Какие дочечки у меня… Золотые мои дочечки…” Шестьдесят восемь лет ей было. Я уже ее на два года старше.
нина викторовна: А я на двенадцать…
лидия: “Держитесь друг за дружку, дочечки мои, любите друг дружку, помогайте друг дружке, не ссорьтесь…”
нина викторовна: А мы и не ссорились.
лидия: Это правда, Ниночка, правда. Я запомнила, как ты ко мне в больницу приходила. Ленточки были красные в косичках…
нина викторовна: Лидок, Лидок, а я ведь тоже этот день запомнила. Нас тогда первый раз к тебе в палату пустили. Удивительно, что ты, малышка совсем, запомнила.
лидия: Все детство ты меня на спине таскала. Я так привыкла на твоей спине ездить, что, когда в школу пошла, только тогда и поняла, что я не такая, как все…
нина викторовна: Ой, а какие девчонки были жестокие! Знаешь, Лидочка, я думаю, что они так тебя дразнили из-за меня. Я как раз в училище поступила в театральное, ходила в юбке фестивальной, широченной, с нижней юбкой из марли накрахмаленной, а талия тонкая. Мне завидовали, а на тебе отыгрывались. Я не понимала тогда, что женская жестокость хуже мужской, но потоньше, я бы сказала. И уже тогда было чувство, что все эти злые девчонки очень несчастные. Ах, какой же счастливой я себя тогда чувствовала, и мне хотелось, чтобы все вокруг были счастливые. Лидочка, конечно, первым делом. Такая у меня была страсть – быть счастливой. И так все завертелось! И работа, и карьера, и любовь… одна, другая, третья… А Лидочка одна. Подрастает – и всё одна… Но при том не могу сказать, что несчастная. Скорее, несчастливая. Всё одна, с книжечкой, с книжечкой. Так в библиотеке всю жизнь и проработала… И тут Верочка родилась. И сестричка моя стала такая счастливая! У нее дочка, и ничего-то ей больше не нужно. Глядя на Лидочку с ее дочкой, я так радовалась… А кто этого ребеночка отец, я как-то не сразу разобралась… Постепенно разобралась.