Теперь о более важном – не о пьесах и сценариях, а о людях, которые вокруг меня. О моих потрясающих друзьях. С родственниками у меня дело обстоит несколько хуже. Да, собственно, друзья мне совершенно заменяют родню, хотя и среди кровных есть парочка, которую я приняла в друзья…
Я отлично помню точку, с которой началась моя страстная привязанность к друзьям. В марте 1953 года умер Сталин. Объявили об этом 5 марта, а 6-го собрали всех школьников в актовые залы. И я, десятилетняя, стояла в толпе зареванных детей и учителей. Рыдала директорша с круглой гребенкой на макушке, рыдали уборщицы в платочках, беспартийная мелкота, пионерия в красных галстуках и комсомол с Лениным на значках рыдал. Одна я не плакала. Совершенно не хотелось. Я испытывала ужасное беспокойство: почему все плачут, а мне не хочется? И на меня напало дикое чувство одиночества. Почему я, такой урод, не могу разделить общего чувства горя, слиться с коллективом? Это был первый в моей жизни случай безнадежного одиночества.
Потом так всё и пошло: все плачут, а мне не хочется, все смеются, а мне не смешно… Ужасное душевное неблагополучие.
Мои первые друзья, которых я безумно полюбила, были те редкие люди, которые, как я, не могли, не умели или не хотели сливаться в общественном оргазме. Они освободили меня от отчаянного одиночества. Первым из них был Саша Хелемский, вундеркинд, по своей природе существо одинокое. Он читал тома “Всемирной истории”, когда я еще осваивала “Курочку-рябу”… Дружим по сей день. Саша – единственный, кто помнит моего прадеда, а я единственная, кто помнит его деда и родителей, дядю Яшу и тетю Машу.
Многих друзей уже нет. И каждый ушедший уносит с собой часть моей жизни. И сколько раз это случалось: телефонный звонок, телеграмма, письмо – я срываюсь и лечу прощаться.
Представляю себе такую огромную групповую фотографию: я в центре, а вокруг меня стоят, сидят и лежат мои друзья, живые и мертвые. Каждый может вообразить такую фотографию, где он в центре, а многочисленные лица друзей группируются вокруг – по хронологии жизни, по степени близости… Вообще-то это больше напоминает икону, чем фотографию. Кажется, самая многофигурная икона – “Схождение во ад”. В этом есть некоторый мистический смысл: если мы окажемся там все вместе, то здорово сможем облегчить страдания взаимным участием и поддержкой… как это было при жизни.