— Когда Рокси пыталась определить, кто из вас держал в руках статуэтку, — Илья аккуратно убрал фигурку Ноя обратно в пакет, — Наталья Сергеевна имела возможность ее как следует рассмотреть. Естественно, уже много лет поддерживая порядок в номерах, она прекрасно знала, какая из фигур где находится. И она сразу же поняла, что этот Ной из комнаты Дениса. А вы, Денис, должно быть, сумели догадаться об этом, хотя, возможно, Наталья Сергеевна сама вам что-то сказала.
— Вот видите, — вновь затряс пальцем Артур Львович. — «Возможно», «что-то», «догадаться». Вот все, чем вы оперируете. Вы ничего не знаете, Лунин. Как вы тогда можете кого-то обвинять? Ведь ваша собака на Дениса не показала!
— Не показала, — согласился Илья. — Я думаю, все дело в том, что мы слишком рано прекратили эксперимент, когда Рокси определила двух человек, ранее прикасавшихся к статуэтке, мы все решили, что этого более чем достаточно. И оказались не правы.
— Не правы вы сейчас, когда выдвигаете свои бредовые идеи. Они же абсурдны, Лунин, разве вы сами не видите, насколько они абсурдны. Вот скажите мне, на чем вообще вы строите свои дикие фантазии? В чем дело? За что вы нас так невзлюбили?
— Все дело в кофе. Кофе с лимоном, — после некоторого размышления тихо произнес Лунин, — но это сейчас не так важно. Гораздо важнее, Денис, то, что Наталья Сергеевна не собиралась вас выдавать. Она почему-то считала, что хотя человек, убивший Зарецкого, и совершил ужасную ошибку, но все же заслуживает право на то, чтобы получить второй шанс. Шанс прожить жизнь, — Илья вздохнул, — можете сами подобрать подходящее слово. Честно, достойно. Какие еще есть варианты? В любом случае вы этот шанс использовали совсем не так, как ожидала Наталья Сергеевна.
Боковым зрением Илья уловил какое-то быстрое движение справа от себя. Он едва только успел повернуть голову, как среагировавший первым Изотов перехватил рванувшегося было Грачика и заломил ему руку за спину.
Из перекошенного от ненависти рта Корхмазяна одно за другим вылетали слова проклятий, а по его небритым щекам, оставляя на них мокрые полосы, одна за другой катились крупные слезы.
— Отпусти, — бросил Илья Изотову, с силой обхватывая Грачика за плечи. — Вам сейчас лучше уйти. Здесь вы уже ничего не сделаете. Уже и не надо.
Несколько секунд тщедушное, костлявое тело еще пыталось оказывать сопротивление, затем безвольно обвисло на руках у Лунина. Услышав глухие, раздающиеся у него прямо под мышкой рыдания, Илья с надеждой взглянул в сторону Кожемякиной.
— Вы не поможете?
— Конечно!