Нелепо раскинувший руки Зарецкий занимал почти все свободное пространство посреди комнаты. Рядом с убитым, нахмурив брови и нервно похлопывая себя ладонью по колену, на корточках сидел Изотов. В стоящем слева от входа кресле расположилась Михальчук. Одна рука девушки безжизненно свисала вниз, к полу, другая прикрывала глаза. Лицо помощницы Зарецкого выглядело немного бледнее обычного.
— Что у нас? — на всякий случай спросил Илья, хотя картина произошедшего выглядела достаточно очевидно.
— Одним адвокатом меньше, — буркнул Изотов, вставая на ноги.
— И давно это с ним?
— Я тебе что, эксперт? — Левая щека полковника задергалась еще сильнее. — Часов шесть точно прошло, а может, и все восемь. Уже коченеть начал.
— Я так понимаю, игра в детективов закончилась? Надо вызывать группу.
— Да уж, наигрались, — пробормотал Изотов и тут же, словно злясь на себя самого за то, что согласился с Луниным, рявкнул на толпящихся в дверях зевак: — Так, граждане, нечего делать на месте преступления! Расходимся по своим номерам и сидим там тихо, пока я не разрешу выходить. И дамочку эту заберите отсюда. — Брезгливо поморщившись, он кивнул в сторону все еще неподвижной Михальчук.
— Давайте я унесу ее.
Задев Лунина плечом, Кожемякин подскочил к креслу и легко, совершенно не напрягаясь, подхватил девушку на руки. На мгновение Илье показалось, что Алла приоткрыла глаза, но точно разглядеть он не успел.
— Я так понимаю, кричала она? — Закрыв за Кожемякиным дверь, он вновь повернулся к Изотову.
— Ну а кто ж еще так орать может? — усмехнулся полковник. — Аж вся на крик изошла сдуру. Видишь, как обессилела. Ладно, ты побудь здесь, а я схожу отзвонюсь Хованскому. Будем ждать вертолет с группой.
Оставшись один, Илья вновь огляделся по сторонам. Интерьер однокомнатного номера был почти полностью идентичен тому, в котором поселился сам Лунин. Массивная деревянная кровать, письменный стол у окна, два стула, кресло, зеркало, висящее на противоположной от кровати стене. Различие было лишь в узоре ковра, положении рук старика Ноя и виде из окна. Номер Зарецкого находился на стороне, обращенной к вершине. Правда, сейчас сам пик увидеть было невозможно. Зацепившаяся за него туча нависала над горным склоном, словно гигантский комок серой ваты, каким-то никому не ведомым образом застывший в воздухе, отринув законы тяготения.
Осторожно подойдя ближе к телу, Илья присел на корточки точно так же, как это недавно делал Изотов, и внимательно осмотрел рану на голове убитого. Мощным ударом левая височная кость была проломлена насквозь. Точный размер раны определить было нельзя, так как края ее были скрыты за темным слоем запекшейся крови, но, на взгляд Лунина, отверстие вполне соответствовало диаметру головы лежащей под столом фигурки Ноя. Удар явно был нанесен правой рукой, причем били не сверху вниз, а сбоку, так что бронзовая голова статуэтки была нацелена жертве прямо в висок. Впрочем, поправил себя Лунин, бить могли с левой стороны, но только в том случае, если Зарецкий стоял спиной к нападающему. С одной стороны, так бить, конечно, удобнее, когда жертва ничего не видит и не может защититься от нападения. С другой, — если бы Зарецкий стоял спиной к двери, то, чтобы упасть на спину головой к столу, ему надо было в падении развернуться вокруг собственной оси, что вряд ли возможно. Конечно, надо будет послушать, что скажет эксперт, но, скорее всего, все же били справа. Вот только пользы от этого вывода не очень много, вернее, ее вовсе нет. Если верить, что левшей в мире всего около одиннадцати процентов, то вряд ли среди собравшихся в отеле таковых окажется больше одного. Максимум двое. Это значит, что круг подозреваемых сузить фактически не удастся. Да и потом, если человек левша, это не значит, что он не может ударить правой. Как правило, это значит, что он одинаково хорошо владеет обеими руками.