— Так они не получают приглашения? — спросил смешливый женский голос.
— Только этого не хватало! — ответил другой женский голос. — И так уже половина Липотвароша…[21]
— Не преувеличивай, Марианна. Я одного только барона Грюнера вижу!
— По мне, и этого много, — упорствовал второй голос.
В фойе стало немного просторнее; молекулы толпы, спрессованные в единое целое, тотчас отделились друг от друга и, по зову симпатий или интересов, стали перегруппировываться. Профессор отдал пригласительный билет лакею в белых лайковых перчатках, подождал, пока тот прочитал его имя, затем, решительно двигая плечами, протиснулся в плотный поток людей, тянувшихся в зал. В этот миг послышался звон шпор, толпа почтительно отхлынула, уступая дорогу: в Габсбургский зал проследовал эрцгерцог, держа перед животом маршальский жезл; за ним вышагивала свита — несколько офицеров высокого ранга в парадных небесно-голубых и кофейного цвета атиллах[22]. Пятью минутами позже там оказался и профессор. После ритуального рукопожатия он не стал задерживаться в большом мраморном зале и сразу же направился в обитую красным шелком буфетную, где буквой «П» расположились хрустящие белым дамастом столы — один был уставлен холодными закусками, другой — напитками. Правда, едва Фаркаш оказался за спиной регента, барон Грюнер вновь было поймал его, вцепившись истинно бульдожьей хваткой, однако минуту спустя все же принужден был выпустить добычу из волосатых, словно обросших шерстью рук.
— Когда же мы снова будем иметь честь, профессор? На будущей неделе мы опять переезжаем на свою виллу и, если позволите…
— Как же, как же!.. Ваша дочь какого факультета, господин барон? — спросил профессор.
— Моя дочь? В Лондоне она слушала историю английской литературы. — Профессор сделал насмешливый жест. — Что вы хотите сказать этим? — В голосе баронессы слышалось изумление. — Недолюбливаете гуманитариев, профессор? — с улыбкой, картавя, спросил барон. — А между тем именно философия породила естественные науки, она же и вас, профессор, научила ставить вопросы.
Профессор громко рассмеялся. — А вас каким вопросам она научила?
— Я не философ, профессор, — ответил барон, педантично протирая запотевшие очки шелковым носовым платком, — я промышленник и изучаю насущные потребности людей. Но для того чтобы хорошо делать свое дело, приходится и мне, по совету Платона, постоянно задаваться вопросами.
Профессор смеялся все громче, на них уже оборачивались.
— Ну, а какие вопросы задает юная баронесса?
— Моя дочь?
— Именно.
Барон переглянулся с женой. — О чем вы, профессор? Так вы знаете мою дочь?