. — Что с вами, ваша милость? — спросил барон, еще не заметивший фотографа и потому решительно не находивший объяснения необычайной мимике государственного мужа. — Вам дурно? — Проследив за выпученным взглядом министра, он разглядел рядом с длинным носом фотографа устремленную на них линзу и, опять вспотев, сердито взмахнул рукой. — Погодите! Я протру очки. — Барон не любил сниматься в профиль; повернув голову под должным ракурсом, он с изысканной улыбкой уставился на министра, отвечавшего ему самым сердечным взглядом. Казалось, они вот-вот обнимутся, скрепляя навечно дело венгеро-еврейской дружбы.
Профессор по-прежнему показывал вечности спину. — Августа опять с новым гвардейцем… — донеслось из дальнего угла под аккомпанемент веселого женского смеха. — Браво! — выкрикнул приятный итальянский тенор. — Ma come fa che con questa forma piuttosto grandiosa…[32] — С кем? — спросил женский голос. — С графом Апором, тем блондином, который, знаешь… — Santa Madonna, — воскликнул другой итальянец, — potrebbe essere suo figlio![33] Сверкнула белая вспышка магния, профессор содрогнулся. — Кстати, сегодня утром я вновь повстречался с упомянутым молодым человеком, — произнес он громко. — Он вел по университету группу студентов, требовавших отставки профессора Адама.
— Без ведома господина министра, я убежден в этом! — проговорил барон, подвижное толстое лицо которого после вспышки магния тотчас приняло свои естественные очертания. Физиономия министра с вздернутыми кверху бровями еще некоторое время продолжала источать любезность. — Подлая клевета! — лучезарно улыбнулся он. Профессор поморщился, сунул обе руки в карманы.
— Меня это свинство не интересует ни справа, ни слева, — произнес он презрительно, — мне до политики нет дела. И пусть мне не оказывают чести и не привозят из Рима кресты всех святых, и пусть не оказывают чести, увеличивая на десять тысяч пенгё дотацию моему факультету, и вообще незачем заигрывать со мной, потому что меня на эту удочку не поймаешь! И еще одно, черт бы побрал весь этот проклятый мир! — Голос профессора звучал так резко и злобно, что компания в углу внезапно умолкла. — Если кому-то еще раз придет в голову подъезжать ко мне со всякими рекомендациями, то я схвачу такого умника за галстук и так вертану, что он у меня еще в воздухе с голоду подохнет вместе со своим швабским доверителем.
— Что вы хотите сказать этим?! — побелев, вскочил на ноги министр.
— Пожалуйте торт, ваша милость, — проговорил над его ухом Густи, который после длительной охоты среди буфетных столов наконец возвратился и теперь, предупредительно улыбаясь, держал перед побелевшим носом министра тарелку с пирожными. — К сожалению, пуншевого раздобыть не удалось, зато вот прекрасный кусочек швейцарского сыра…