А старого оружия в окрестных лесах и болотах хватало с избытком. Семьдесят лет находили и выкапывали — а меньше словно и не становилось. На самом деле, конечно, становилось, — но в последние годы появились заморские приборы, металлоискатели, — и ближние перелески, выскобленные, казалось бы, до донца, радовали новым урожаем.
Такие уж тут места… Война шла с сорок первого по сорок четвертый, и не просто линия фронта стояла неподвижно: наступление следовало за наступлением, а в промежутках случались контрнаступления, — сначала неудачные попытки прорвать блокаду, потом удачная, потом попытка расширить узенький пробитый коридор, вновь неудачная, потом снятие блокады… При каждом из упомянутых сражений в землю ложились десятки тысяч и русских, и немцев, — со всей амуницией, оружием и снаряжением. Болотистые земли, примыкавшие к Синявинским высотам, были буквально нашпигованы костями и металлом…
Третья мечта Олежки была связана и с землей, и с затаившейся в ней ржавой смертью, но опосредованно. А так-то мечта, как и положено, парила в высоте…
Олежка с детства мечтал добыть и съесть дикого пролетного гуся, — каждую весну гусиные стаи летали над Апраксиным. Такая вот у него была птица-счастье…
Рос он впроголодь. В родительском доме главный жизненный продукт вел борьбу на уничтожение с продуктами прочими, не главными. И одолел их, и уничтожил, и уцелевших изгнал почти всех.
Олежка же с главного продукта блевал, и даже от запаха его блевал. Он выживал как мог, снабжая себя сам. По расписанию, по кругу столовался у знакомых. В школе получал талоны на бесплатные завтраки и обеды. Помогал в мгинском продмаге за еду, потребляемую на месте. Смастерил рогатку, научился запекать подстреленных дроздов и голубей, и даже крякв случалось добывать на близлежащих болотцах.
А над головой каждую весну пролетали гуси — огромные, мясистые, аппетитные, не сравнить с дроздами.
Казалось, низко пролетали, но из рогатки не достать… Хотя, конечно, так лишь казалось, что низко, — из-за больших размеров птиц — и не достать было даже из ружья; иногда приезжали из города охотники, вставали в полях на пути перелета, патронов расстреливали множество, но редко-редко, не каждую охоту, брали хоть птицу-другую, подбив самой крупной картечью.
Олежка подошел к делу воплощения мечты конкретно. Ружья он все равно не имел — от деда осталась двустволка, но еще в Олежкино малолетство отец ее пропил: опилил в обрез и загнал бандюкам, что наведывались к Парамоше за копаными и восстановленными стволами.
Четыре года назад Олежка соорудил агрегат, названный им «гусиная пушка». Соорудил из самолично откопанного противотанкового ружья. Конец ствола был сильно ржавый, Олежка его отпилил, и ружье стало противотанковым обрезом, раза в полтора короче прежнего, но Олежка решил: добьет до стаи и собьет хоть парочку, на гусях брони нет.