Если бы все было как раньше, я бы нарезала стручковой фасоли и потушила ее с луком и толстыми ломтиками бекона. Но без привычных весенних дождей наши саженцы завяли и усохли.
«Может, заварной крем?» – подумала я, уставившись на горку яиц. Это было бы странное блюдо для пикника, но у нас больше ничего не было. Но чем его подсластить? Я подвигала баночки со специями, поглядывая на горчичные семена. Ладно, значит, фаршированные яйца. Я принялась за дело, поставив их вариться.
– Ты же не в этом пойдешь? – спросила Мерри, подходя ко мне со спины.
– Переоденусь перед выходом. – Краем глаза я заметила ее юбку, голубую в клеточку. Это был ее лучший наряд, который она доставала только по самым особым случаям. – Красиво.
– Как я выгляжу? – спросила она. – Мне казалось, что вышло неплохо, но Сейди говорит, что я похожа на клоуна.
Я обернулась. На ее персиковых щеках появились два темно-розовых пятна.
– Ой! Чем же ты так? – спросила я, подводя сестру к тазику для мытья рук.
Смочив носовой платок водой, я стерла часть краски с ее щек, оставив более легкий румянец.
– У ручья растет малина. Ягоды еще недостаточно спелые, есть нельзя, – тут же добавила она, заметив, что в моих глазах затеплилась надежда. – Но я подумала, что парочку можно и взять. Я просто вспомнила папины рассказы о том, как он влюбился в маму… – Мерри смущенно заправила за ухо локон волос.
Я окинула ее свежие завитки сочувственным взглядом. Она, должно быть, целый час просидела у очага, пытаясь придать своим прямым волосам более мягкую форму с помощью маминых старых щипцов.
– На свадьбе у Шеферов. Он разглядел ее на другом конце двора, почти скрытую тканевыми вывесками.
– И хотя они всю свою жизнь росли бок о бок… – продолжала Мерри, подражая папиной интонации.
– Он все равно удивился, увидев эту красивую девушку с розовыми щеками и сверкающими глазами, – закончили мы вместе.
Она скромно улыбнулась и снова принялась теребить свои кудри.
– Как же я скучаю по ним!
– И я тоже, – призналась я.
– Я надеялась, они к этому времени уже вернутся. Скоро начнется лето.
Я была с ней согласна, но не хотела произносить это вслух. Дни пролетали один за другим, а их все не было, и у меня сердце сжималось от тревоги. Где они? Неужели с мамой что-то случилось? Или повозка сломалась в пути? Я старалась не думать об этом, но по ночам, прежде чем провалиться в сон, невольно воображала жуткие картины.
Вот папа, совсем один, убитый горем, бродит по городу, слишком большому и шумному для его скорби… Вот мама, придавленная тяжелой осью сломанной повозки, не может дотянуться до нашего братика, и его крики разносятся по лесу, а на соснах алеют кровавые брызги.