«Иногда приходится пренебречь собственными желаниями ради блага всего улья». Папины слова всплыли из недр памяти, исполненные значимости. Он был прав. Процветание улья важнее, чем жизнь одной маленькой пчелки.
– Хорошо, – решила я. – Я принимаю твое предложение.
На ее губах промелькнула быстрая и слишком уж сладкая улыбка.
– Отлично.
– Так, значит… Начнем прямо сейчас?
Взгляд ее серебристых глаз надавил на меня всей своей тяжестью.
– Так странно.
– Что странно?
– Я ожидала увидеть между близнецами больше сходства, – задумчиво произнесла она. – Но ты совсем другая. Вы как два костюма, скроенные из разной ткани. – Она моргнула, словно пытаясь разгадать сложную головоломку.
– О чем ты?
– Однажды я повстречала в лесу твою тень.
– Сэма? Сэм никакая не тень.
– Разве нет? Бледное подобие оригинала. Он попал в несколько затруднительное положение, столкнувшись со стаей волков.
– Обоз, – догадалась я, и от внезапной догадки у меня перехватило дыхание. – Ты спасла его. Вот почему он пережил нападение.
Ее улыбка стала шире.
– Это было не так уж и сложно. По крайней мере для меня. Но он был весьма благодарен. Настолько благодарен, что предложил твою жизнь в обмен на свою.
Страх черной змеей зашевелился у меня внутри. Сэм не мог так поступить.
– Что?
Он продал меня?! Мой родной брат?! Моя вторая половина?! Возмущение обожгло горло, разбрасывая искры злости. Злости на него. На нее. Зачем тогда она прикрывалась сделкой, если Сэм уже… Ее смех зазвенел, веселый, как солнечный свет.
– Разумеется, я сказала ему, что это невозможно. Нельзя расплачиваться за свои долги чужими жизнями. Можешь себе вообразить? Ох, но как же его это разозлило. – Она цокнула языком. – Какие вы все-таки разные. Просто удивительно.
– Но… Тогда что он предложил? Наверное, что-то особенное. Он ведь выбрался из леса. Он жив. Расскажи, – не унималась я.
Она помедлила, окидывая меня задумчивым взглядом.
– Он отплатит мне ложью.
У меня вырвался смешок.
– Ты сильно продешевила. Сэм и так все время врет.
Она пожала плечами:
– Это особая ложь. Очень важная. Ложь, которую он пустит в ход в самый неподходящий – или, наоборот, самый подходящий – момент. – Она с трудом сдерживала злорадство.
– О чем ты? Когда?
Она щелкнула меня по кончику носа:
– А вот это, моя девочка, останется между мной и твоим братом.
Я отшатнулась от ее прикосновения. Ее пальцы, такие искореженные и уродливые, неприятно царапнули кожу, будто грубая древесная кора.
– Так что, значит, начнем? – На ее нежных румяных щеках мелькнули ямочки.
– Но…
– Сейчас же! – выкрикнула она, и на короткое мгновение черты ее лица смазались. Красоту заслонили хаос и дисгармония. Мне захотелось отвернуться, съежиться и провалиться под землю. Но секунда – и все закончилось. Человеческие черты снова заняли свое место, словно плащ, накинутый поверх чудовищного облика. Она провела пальцами по лицу, будто желая убедиться, что все в порядке, и одарила меня очаровательной извиняющейся улыбкой.