Разрушенная судьба. История мира глазами мусульман (Ансари) - страница 292

Я не предлагаю ответов – лишь задаю вопросы. И хочу сказать, что над этими вопросами мусульманским интеллектуалам стоит задуматься. Да они это уже и делают. Одно из самых смелых отклонений от ортодоксальной исламской доктрины возникло в Иране в те два десятилетия, когда эта страна изгнала американцев и объявила о своем культурном суверенитете. Там несколько анонимных авторов начали развивать мысль, что каждое поколение имеет право трактовать шариат по-своему, без оглядки на накопленные толкования прежних поколений религиозных ученых. Эта идея, как и другие ей подобные, вызвала преследования. О преследованиях сообщили на Западе; там в этом увидели очередное подтверждение того, что Иран – не демократическое государство. Но меня поразило то, что в мусульманском мире вообще возникла и прозвучала подобная мысль. И я задумался: случайно ли это произошло там, где мусульмане «закрылись» от внешнего мира и на несколько десятилетий получили возможность разбираться не с Западом, а с самими собой?

Но после Одиннадцатого Сентября администрация Буша усилила давление на Иран, и перед лицом этой внешней угрозы идеи, в которых чувствовался «западный душок», утратили всякую привлекательность: теперь от них несло предательством. Преследовать их больше не требовалось – они и так утратили всякую популярность в обществе, которое повернулось к консерватизму и выбрало главой государства ультранационалиста Ахмадинежада.

Между исламским миром и Западом немало неразрешенных вопросов, немало причин для дискуссий и даже для ожесточенных споров. Однако никакой внятный спор невозможен, пока обе стороны не пользуются одними и теми же терминами и не вкладывают в них один и тот же смысл – иначе говоря, пока обе стороны не действуют в одном понятийном поле или, по крайней мере, не понимают, каким понятийным полем пользуется другая сторона. Изучения множества нарративов мировой истории, возможно, поможет нам развить эту способность.

Все любят демократию – особенно лично для себя; но ислам – не против демократии, он просто в другом понятийном поле. В рамках этого понятийного поля возможны и демократия, и тирания, и еще множество состояний между ними.

В этом смысле ислам не противостоит ни христианству, ни иудаизму. У ислама, если взять его именно как систему религиозных верований, гораздо больше точек соприкосновения, чем различий, с христианством и еще больше с иудаизмом: стоит взглянуть на систему пищевых запретов, гигиенических и сексуальных предписаний в ортодоксальном иудаизме, и мы обнаружим почти такой же список в ортодоксальном исламе. Как заметил однажды пакистанский писатель Экбаль Ахмад, вплоть до недавних столетий уместнее было говорить об иудео-мусульманской, чем об иудео-христианской культуре.