Однако я утверждаю, что, в конце концов, совершенно неважно, как и почему. Ведь нам остается художественный опыт в его первозданном, самом высоком проявлении. Мы видим искусство, не замутненное никакими рассуждениями и теориями. У нас, зрителей, нет никаких догадок, теорий или стремлений. Ничего не надо преодолевать. Ничего не надо из себя изображать. Есть только Лотти, эта могучая гостья из времени и места, настолько далекого от нас, настолько чуждого нашему опыту, что мы никогда ее не поймем. И все же мы пытаемся. Мы встречаем ее взгляд – и современным мир уходит на задний план. Мы стоим рядом с ней в Линнхерсте, штат Вирджиния, в 1849 году, в солнечный день. Лотти излучает призыв к спокойной, чистой и ни с чем не сравнимой эмпатии, призыв, который невозможно не заметить или забыть. Ее взгляд держит нас. Мы не можем отвести глаз.
(* Эссе впервые опубликовано в «Артфоруме» 25 марта 2000 года.)
Лу Энн Белл. «Дети № 2» *
(Портер Скейлз)
Сами дети, в общем-то, ничем не примечательны. Их шестеро, самое крупное изображение расположено на переднем плане, и еще пять лиц поменьше – на заднем; никто не смотрит прямо на зрителя; каждый дан в профиль или в полупрофиль; глаза у самого крупного закрыты. Похоже, что они нарисованы быстрыми и уверенными штрихами древесного угля. Бумага грубая, самодельная; края, если бы их можно было увидеть под древесиной рамы, наверняка потерты и неровны. Головы детей как будто свободно плавают в пространстве и времени, но в остальном они не выходят за рамки ординарного, типичного; они могли бы появиться, к примеру, в очень хорошо иллюстрированной книжке рассказов для детей или в портфолио талантливого коммерческого портретиста. Но, присмотревшись, вы видите тени под глазами самого крупного детского лица, изысканный завиток уха третьего, плавную линию изгиба шеи самого маленького. Детали взывают к зрителю тихо, шепотом простоты и естественной техники. Поистине, рука мастера; здесь есть на что посмотреть.
Но что именно мы видим? А вот здесь уже не помешал бы контекст. Эти дети – они черные или белые? Невозможно сказать. Приметы расы – которые должны пронизывать работы Лу Энн Белл и которые нельзя игнорировать, учитывая, где, когда и как она жила, – полностью отсутствуют. Конечно, критики и историки пытаются наклеивать ярлыки. Хокинс и Джефферс утверждают, что ребенок на переднем плане – афроамериканец, остальные – европеоидной расы. Более позднее исследование французского историка Мартина Клауссо утверждает, что они все европеоиды – изображения многочисленных детей, которых потеряла Лу Энн Белл в период 1840–1850 гг.