— Пока рано судить. Это ведь только преддверие. Главное — что там...
Иван Смирнов и Денис Дашкевич познакомились в ярославской пересыльной тюрьме. Еще тогда у каждого из них вызвала немалое изумление явно «экзотическая» уголовная статья другого. Ни много ни мало — государственная измена и убийство по мотиву кровной мести. Пятнадцать и тринадцать лет соответственно.
— На самом деле я политзаключенный, коммунист, никаким иностранным разведкам ничего не передавал, да и к секретам допущен не был, а закрыли меня за то, что запалил ценного агента охранки в левой оппозиции, — пояснил тогда Смирнов.
— Левой оппозиции? Ну, сам-то я политикой не особо интересуюсь. Раньше вообще мне было всё равно, но теперь, по крайней мере, могу точно сказать, что нынешний режим ненавижу. Проклятая диктатура. Но вот за кого быть конкретно — непонятно. По-моему, все уроды и сволочи. Разве что Увалов вроде бы единственный нормальный — дело говорит, смело и правильно. Жуликов и воров точно не должно быть во власти.
Иван деликатно промолчал и перевел разговор на другое.
— Кровная месть, надо же... Но ты же вроде не кавказец? Русский?
— По матери русский, по отцу белорус. Но это неважно. С каждым человеком — не дай, конечно, бог — может нежданно случиться такое, что будешь готов пойти на всё. У кого-то, правда, очко зажмет, а кто-то и реально пойдет. Я вот... пошел.
— Ладно, понял. Точнее, ничего не понял, но по здешним правилам не принято спраш... э-э-э... интересоваться подробностями... Хотя, конечно, интересно.
— Тяжело вспоминать. Страшная история, сразу скажу...
Иван сочувственно посмотрел на Дениса.
— Отец из Белоруссии сюда перебрался?
Дашкевич кивнул.
— Еще в советское время. Сначала на МАЗе инженером работал, потом, как говорится, партия послала его КАМАЗ строить и обустраивать. И еще тысячи таких же специалистов с опытом, со всего Союза. Там он встретил мою маму, родом из Горького, экономистом на завод распределили после вуза. В Набережных Челнах я родился и вырос — одно время город даже назывался Брежнев. Потом в МГУ на журфак поступил — это было в середине двухтысячных. Родители умерли, с разницей в два года, не такие уж и старые были, но медицина у нас, как ты понимаешь, дерьмо, особенно если где-то там... Продал родовое гнездо в Челнах, купил в Москве «однушку», потом ее уже внес как вклад в семейную «трешку». И окончательно стал столичным жителем. Работал в разных СМИ. Увлекался страйкболом — и на этом деле как раз встретил мою Вику, она тренер-инструктор... — Денис замолк. — Ладно, об этом потом.