— Выложим сегодня, когда домой приедем?
— Да ну... Лучше не надо. Найдут и раздавят, как букашку, а может, вообще прикончат. Для них жизнь таких, как мы с тобой, не стоит и гроша, даже не посмотрят, что ребенок после больницы...
— Всё равно. Наши предки воевали, убивали их. И сами умирали — и в нашем роду, по твоей линии, двое погибли — в Сталинградской битве, в бою с оккупантами на Витебщине. А мы чем хуже?
— Да не могу я, пойми...
— Почему?
— Я не только за себя отвечаю, но и за тебя. Ты и так... слаб еще после лечения.
— Хорошо, понял... Пап, обещай мне тогда.
— Что, Дим?
— Сделай всё же это... ну, когда похоронишь меня.
Машина дернулась.
— Ты что? Ты будешь жить, сынок. Не думай об этом, не надо!
— Не надо меня обманывать. И себя тоже не надо. Всё уже ясно.
Отец лишь промолчал в ответ.
— Обещаешь? Это... моя просьба, завещание, можно сказать, — упрямо проговорил сын. — Не должно такого быть. Не должно, и всё. Мы в долгу перед теми, кто погиб за нас. И мы не должны спокойно жить и делать вид, что ничего не происходит, пока тут славят Гитлера... Одно дело — какие-то бомжи-нацики в лесу собираются, и совсем другое — вот эти, богатые. Жулики и воры, а, оказывается, еще и фашисты. Ну, так как? Даешь слово?
— Хорошо. Даю, — подумав, сказал Геннадий. — Но рассчитываю, что не придется... Ты сам борись, не сдавайся. До последнего, пожалуйста. Ведь кроме тебя, у меня больше нет никого...
Мытищи, 1 мая 2019 года
Рахим Эргашев, двадцатисемилетний гастарбайтер из Таджикистана, ехал на велосипеде по отдаленному северному району подмосковных Мытищ — там, где новая городская застройка хаотично перемежалась с частным сектором.
Сегодня именно ему выпало съездить в магазин и закупить продукты для тех, вместе с кем он жил и трудился, — таких же временных трудовых мигрантов из республик Средней Азии. Буханки хлеба, емкости с молоком, овощи, пакетики с кетчупом, упаковки лапши быстрого приготовления, пряники, чай и сахар Рахим привычно сложил в рюкзак и надел его на себя. То, что туда не поместилось, он распределил по пакетам и поставил их в багажную корзину. Наконец, он сел и вырулил на дорожку.
Рабочее общежитие, которое представляло собой фактически поставленные в два яруса бытовки, размещалось на территории стройки, в полутора километрах от обжитого сектора, где уже были магазины и вся необходимая инфраструктура. Какие-то дома в новом квартале были заселены, какие-то готовили к приемке, а еще четыре последних «коробки» только достраивались. Тут же, в этой местности, располагались частные дачи.